Роза Черного Меча - Рексанна Бекнел

ПРОЛОГ

1992 год

Когда сад Стенвуд-Касла в полном цвету, ветер доносит аромат роз до самых дальних парапетов зубчатых стен, ограждающих замок. Он погружает душу в блаженно-лирическое состояние, которое могло бы показаться неуместным среди древних камней, твердых и неприветливых. Однако мнимое противоречие лишь усиливает впечатление, которое производят грозные, некогда неприступные стены — ведь именно под их защитой существует мир, где торжествует это изысканное великолепие — цветение бесчисленных роз.

Замок любят посещать туристы: он славится своими садами, о которых говорят, что они служили предметом самого заботливого ухода чуть ли не со времен Генриха Второго. В саду целебных трав — уголке, по обычаю отведенном для выращивания лекарственных растений одним из первых владельцев — еще произрастают тысячелистник и вербена, медуница и шафран. Считается, что рощица грушевых деревьев с необычной формой кроны ведет свое происхождение от растений, посаженных еще при короле Стефане.

Но истинная слава замка — его розы. Они не похожи на современные гибриды с длинными тонкими стеблями, растущие правильными рядами, так чтобы их было легко срезать на продажу. Розы Стенвуда буйно разрастаются, не зная преград: они карабкаются вверх по стенам, оплетают карнизы крыш, стелются вдоль наружных лестниц. Они цепляются за трещины камней и по-хозяйски приживаются в самых диковинных местах. Даже глубокой зимой непременно найдется какая-нибудь роза-упрямица, смело выбрасывающая цветущие плети вдоль защищенной от ветра южной стены.

Но есть в Стенвуд-Касле место, которое, судя по всему, привлекает наблюдательного посетителя больше, чем все остальные. В дальнем углу двора замка густая изгородь кустов галльской розы окружает ровную зеленую лужайку. Тень одинокой орешины укрывает пару резных каменных скамей, а на другом краю лужайки, посреди ковра стелющегося тимьяна, стоят бронзовые солнечные часы, укрепленные на простой ребристой колонне.

Минувшие столетия покрыли бронзу плотной патиной, но буквы на солнечных часах блестят по-прежнему ярко. Конечно, время и на них оставило свои следы, и в некоторых местах они почти стерлись — ведь великое множество рук протирало их, чтобы можно было прочесть запечатленную на постаменте надпись.

Поверье, столь древнее, что никто не знает, откуда оно пришло, прочит долгую и счастливую жизнь тем новобрачным, которые сумеют обвести пальцами каждую букву в словах, сохранившихся на старых солнечных часах:

Из-за шипов желанней роза

Меч обретает мощь в огне

И охраняют верную любовь

Пред Богом данные обеты

Многим довелось увериться в мудрости этих строк.

Англия. Год 1156

На тонком побеге шипов было больше, чем листьев. Без единого бутона, растеньице выглядело совсем неприкаянным на голой земле — просто какой-то сухой черенок, ничем не заслуживающий забот, которые так щедро на него расточались. Но это было все, чем еще могла одарить леди Розалинда своего маленького брата.

Когда она опустилась на колени, лицо у нее было бледным и спокойным. Не думая о пятнах, которые останутся на ее бледно-голубой верхней тунике от налипших комков грязи, девушка целиком сосредоточилась на своем занятии: выкопала в тучной черной земле ямку нужного размера, а потом добавила туда изрядную порцию хорошо перепревшей соломы из конюшни. Тыльной стороной ладони леди Розалинда отерла заплаканное лицо. На щеке остались грязные разводы, но он не прервала работы.

Она не удержалась и пару раз всхлипнула, пока устанавливала кустик в лунку, стараясь расположить его точно посредине, а когда она снова подгребла к кустику землю, которую раньше извлекла из лунки, она уже безудержно рыдала. Перепачканные руки с безнадежно обломанными ногтями двигались все так же уверенно и проворно. И только после того как она плотно примяла почву вокруг корней, она отряхнула землю с рук и застыла в неподвижности, скорбно уставившись на одинокий холмик, отмеченный теперь чахлым колючим кустом и каменной могильной плитой.

Поодаль от нее, неловко сжимая в руках шапочку-капюшон, стоял с непокрытой головой юный паж Клив и с жалостью наблюдал за своей госпожой. Поколебавшись, он приблизился к ней с деревянным ковшом в руках, наполненным водой из садового колодца.

— Теперь мне можно полить его, миледи? — спросил он вполголоса.

Розалинда подняла глаза на пажа. Несмотря на собственное всепоглощающее горе, она чувствовала, что юноша тоже глубоко опечален смертью маленького Джайлса. Клив напряженно щурил глаза, изо всех сил борясь с подступающими слезами, и Розалинда горестно улыбнулась ему.

— Я бы хотела сделать это сама.

Клив безмолвно передал девушке ковш, и Розалинда заметила озабоченное выражение на его обычно бесстрастном лице. Для нее не было тайной, что все в доме считают ее поведение в высшей степени странным и потакают ей только по одной причине: они просто не знают, что еще делать. Когда Розалинда сказала леди Гвинн, что хочет посадить розовый куст на могиле Джайлса, глаза ее бедной тети вновь наполнились слезами, она вытерла их, плотно сжав губы, и кивнула в знак согласия. Когда Розалинда сообщила Кливу, что сделает все сама — она не хотела, чтобы в этом участвовал кто-либо, кроме нее, — тот также выслушал ее пожелание и беспрекословно подчинился. Но сейчас, заботливо поливая водой саженец, она не могла расстаться с ощущением никчемности этой последней дани единственному брату. Розовый кустик ничего не менял. Никакие усилия не вернут Джайлса к жизни.

Она прижала к груди пустой ковш. Джайлс мертв. Его сожгла лихорадка, три мучительных дня трепавшая хрупкое тело мальчика. Джайлс умер, несмотря на ее отчаянные попытки спасти его. Никогда еще Розалинда не чувствовала себя столь одинокой. Сначала не стало матери. Потом — из самых благих побуждений — ее лишили отца. И вот теперь Джайлс. Несмотря на великую доброту дяди и тети, Розалинда не могла избавиться от ощущения, что ее все бросили.

Клив беспокойно пошевелился. Почувствовав его замешательство, Розалинда медленно вздохнула, приходя в себя.

— Пройдет время, и здесь будут цвести розы, — тихо проронила она скорее для собственного успокоения, чем для Клива. — Знаю, сейчас этот кустик выглядит совсем жалким, но к концу лета… — У Розалинды перехватило горло, и она с усилием отвела взгляд от сиротливой могилки.

— Прошу вас, миледи, пойдемте. Позвольте мне проводить вас к леди Гвинн и лорду Огдену. Ваша тетушка только и думает о том, что вам непременно нужно отдохнуть… — Клив нерешительно шагнул к девушке. — Здесь все закончено, пора возвращаться домой.

Розалинда повернула к нему бледное сосредоточенное лицо, и паж замер: лучистые глаза блестели сильнее обычного, их светло-зеленые с золотом зрачки искрились слезами.