Королева Таврики - Александра Девиль

Предисловие

Авантюрный дух и романтический колорит раннего Возрождения — эпохи, центром которой была Италия, оставил свой след и на таврийских берегах, куда привнесли его генуэзские и венецианские купцы-мореплаватели. Именно там, в Таврике, т. е. Крыму, в ХIV веке и происходит основное действие романа (пролог — в III веке). Средневековый Крым — это земля, где смешалось множество культур, наций, языков и религий. Когда войны и другие исторические потрясения привели к утрате старых торговых путей, в международной торговле возросла роль черноморских портовых городов, а среди них главнейшим была Кафа (Феодосия), которую в те времена называли королевой Черного моря.

В этом шумном многонациональном городе живет героиня романа — славянская девушка Марина. Сюда же, в Кафу, приезжает из далекой Италии молодой римлянин Донато — человек, испытавший немало превратностей судьбы, побывавший и корсаром, и наемным воином, и купцом. Он уехал из Италии, скрываясь от врагов, которые с помощью шантажа и обмана женили его на нелюбимой женщине. А еще он надеялся найти в таврийских горах сокровище, о котором прочел в древней рукописи, но пути к которому не знал. Совершенно случайно ключ к этой тайне подсказала ему, сама того не подозревая, Марина. И теперь Донато становится защитником девушки, рискуя ради нее жизнью. Но, если поначалу Марина нужна была ему лишь для того, чтобы указать путь к таинственному месту, то постепенно, узнав ее ближе, он совсем по-другому стал относиться к юной славянке.

Молодые люди невольно оказались втянуты в политические и религиозные распри, сотрясавшие Таврику, где Кафа, управляемая генуэзским консулом, была центром латинского влияния, Солхат — мусульманской столицей, а горное княжество Феодоро — оплотом православия, наследником духовных ценностей слабеющей Византии. В борьбу включились и русские княжества, постепенно освобождавшиеся от татаро-монгольского ига. Волей обстоятельств римлянину даже довелось побывать в этих княжествах и узнать о последствиях Куликовской битвы.

Казалось бы, все разделяло Марину и Донато, все было против них: семейные и религиозные устои, войны, расстояния, распри алчных правителей, а еще вражда, ревность и месть, дотянувшиеся к ним издалека…

Хватит ли у молодых людей силы духа, чтобы пройти через все испытания? Найдет ли Донато в Таврике свою вторую родину, любовь и судьбу?..

Совершив путешествие в минувшее время, читатель откроет в нем те же стихии, страсти, предрассудки и заблуждения, которые под другими именами и в других формах волнуют нас и ныне, — ведь душа человеческая не меняется с течением веков. И каждый духовный человек хранит глубоко в сердце идеал, который, как Святая Чаша, оставившая свой след в таинственных местах Таврики, способен развеять тьму светом надежды, веры и любви.

250 год

Cвет постепенно, проблесками, возвращался, и Аврелия не могла понять, сколько минут или часов она пребывала во тьме. Ей не хотелось выходить из забытья, потому что пробуждение могло оказаться слишком ужасным. Все еще витая на грани двух миров, она старалась восстановить в памяти события последних дней, закончившиеся бурным крушением у темных берегов чужой земли.

А ведь еще вчера измученным морской дорогой беглецам казалось, что их корабль, два месяца назад отплывший из Остии [1], уже через сутки приблизится к спасительным гаваням Вифинии и Понта [2]…

Но ветер, переменчивый, как судьба, внезапно задул со страшной силой, море взволновалось, вскипело, свинцовые облака закрыли солнце, и вокруг наступил мрак. Свирепый порыв бури разорвал и унес парус, а волны, вздымаясь, стали похожи на водяные горы. И небо своей яростью не уступало морю: стрелы молний прорезали тьму, гром сотрясал воздух чудовищными раскатами, ливень хлестал непрерывным потоком. И между двумя безжалостными стихиями — морской и небесной — металась, как беспомощная щепка, римская трирема, прошедшая долгий путь и уже, казалось, достигшая своей цели.

На корабле терпели бедствие римские христиане, бежавшие от жестоких гонений императора Деция. Они наняли судно, чтобы оно доставило их в Синоп, где у епископа Климента — отца Аврелии — были надежные друзья, связанные с давними общинами Малой Азии, находившимися, благодаря удаленности от Рима, в относительной безопасности.

Аврелия слышала, как кормчий сказал ее отцу, что буря относит корабль совсем в другую сторону — к берегам Таврики. Эта земля представлялась римлянам диким и страшным обиталищем звероподобных тавров и людоедов-листригонов. Остаток дня и ночь, пока потерявший управление корабль носило по бурным волнам Понта Эвксинского, христиане молились своему единственному Богу, а корабельщики и гребцы, бывшие по большей части язычниками, взывали к Юпитеру-Зевсу и Нептуну-Посейдону.

Ближе к утру, когда немного рассеялась тьма, кто-то из моряков заметил полоску земли, к которой буря гнала корабль. Этот мелькнувший на горизонте мыс показался кормчему опасным, ибо на пути к нему могли встретиться отмели и подводные камни. Климент тоже с мрачными предчувствиями всматривался вдаль. Он сам когда-то был мореходом и хорошо знал, чем грозит кораблю такое столкновение.

Аврелия дрожала и едва не падала в обморок от страха — не столько за себя, сколько за ту маленькую жизнь, которая зародилась у нее под сердцем несколько месяцев назад. Этот ребенок должен был родиться истинным христианином — христианином в третьем поколении, ибо Аврелия и ее муж Светоний были крещены при рождении, а их родители приняли христианство в молодые годы. Члены общины смотрели на дочь епископа почти как на будущую Богородицу, и Аврелия чувствовала гордость и трепет при мысли о предстоящем материнстве.

Юная женщина старалась сохранять мужество и не показывать своего отчаяния, но силы оставляли ее с каждой минутой. Отец и муж перед самым крушением корабля привязали Аврелию веревками к прочному деревянному ящику, в котором, как она знала, находились земные сокровища христиан и священные реликвии, превосходившие своей ценностью все мирские блага.

Последнее, что запомнилось Аврелии, был удар корабля о подводную скалу, сопровождаемый страшным треском и криками ужаса обреченных на гибель людей. Дальше все для нее покрылось мраком беспамятства, в котором душа блуждала, не зная, где очнется: в мире живых или мертвых.

И вот теперь, осторожно приподняв веки, Аврелия услышала голос отца:

— Благодарю тебя, Господи! Она жива!

Измученное, осунувшееся лицо Климента склонилось над дочерью. Его запавшие глаза лихорадочно блестели, спутанные мокрые волосы прилипли ко лбу. Епископу было чуть больше сорока, но сейчас, после пережитых бедствий, он выглядел почти стариком.