Однажды в лунную полночь - Кэрол Финч

Глава 1

Октябрь 1768 года, Новый Орлеан

— Ни за что! — яростно запротестовала Микаэла Рушар.

Серые глаза Арно грозно сощурились.

— А ну не забывай своего места!

О Боже, сколько же раз за последние годы она слышала это напоминание! Не сочтешь. А ее место, по соображениям отца, было в тех ограниченных пределах, которые он установил сам, желая всегда видеть в ней только послушную дочь. Арно считал, что женщина подобна некой декорации — она лишь обрамляет ход дел и разговоров. Своего мнения ей высказывать не положено, особенно если мужчина думает иначе: женщине следует быть безмолвной тенью, инструментом его воли. В Евангелии от Арно существовали и другие заповеди, но сейчас Микаэла была слишком обозлена, чтобы вспомнить все.

Не раз она слышала, как Арно бормочет, что, должно быть, в наказание Бог послал ему непослушного ребенка, и всегда задавалась вопросом, а что он, собственно, имеет в виду.

— Дочка, тебе следует извиниться перед отцом за неподобающее поведение, — негромко сказала Маргарита Рушар.

Микаэла перевела взгляд на лицо матери. Арно так давно подчинил своей воле жену, что теперь свои чувства она прятала где-то глубоко внутри и лишь незаметной тенью скользила по родовому поместью, стараясь не попадаться на глаза мужу, чтобы не стать жертвой его необузданного нрава. Микаэле же подобное существование представлялось не меньшей пыткой, чем жизнь в аду. Положение жены и дочери в доме самовластного французского аристократа мало чем отличалось от положения рабынь.

— Ты выйдешь за Карлоса Моралеса, — снова заявил Арно. — Таково мое желание, и ты его выполнишь. — Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами спальню. — Коль скоро тебя так уж интересует политика и другие предметы, до которых женщинам вообще не должно быть дела, ты должна понимать: для нас и для всего Нового Орлеана приближаются трудные времена. Чтобы жить достойно, приходится ладить с испанской администрацией.

Микаэла знала, каким образом Луизиана оказалась в руках испанцев. После поражения Франции в Семилетней войне король Людовик XV секретным актом передал эту североамериканскую колонию во владение другому Бурбону, своему кузену, королю Испании Карлу III, чтобы англичане не наложили на нее свою лапу.

Два года назад по улицам Нового Орлеана, сверкая золотом, проехал комиссар де Уллоа в сопровождении членов Высшего совета. Новость, что король передал Луизиану Испании, даже не удосужившись уведомить о том своих подданных, привела французов в ярость. Новый режим пришелся им не по душе, по всему городу происходили массовые сходки, тайно готовилось восстание.

— В отличие от своих сограждан я не считаю, будто единственный выход — это революция; лучше как-то договориться с испанцами. — Арно пристально посмотрел на Микаэлу. — Я по горло сыт мятежами в собственном доме.

Стало быть, это она виновата в том, что отец отказывается стать на сторону своих недовольных сограждан? А почему бы и нет? Разве не привыкла она к тому, что во всем винят ее?

— Карлос Моралес поджидает тебя внизу. Вы отправляетесь на испанский бал. Он попросил твоей руки, и я дал свое согласие. — Встретившись глазами со взглядом дочери, он сощурился. — В том, что моя воля будет выполнена, можешь не сомневаться. Ты станешь связующим звеном между нашей семьей и властями. Не будь моя дочь от природы такой эгоистичной и своенравной, сама бы поняла, что это лучший способ обеспечить благополучное будущее брата.

— А как насчет моего будущего? — отважилась спросить Микаэла и тут же перехватила испуганный взгляд матери. — Или оно для тебя значения не имеет? Ты собираешься выдать меня за человека, который мне совершенно не нравится, лишь бы у моего брата Анри завелись полезные связи среди испанцев!

— Попридержи язык, Микаэла! — Арно побагровел. — Решения здесь принимаю я, ты же будешь делать, что тебе велят.

Не в силах долее сдерживать возмущения, Микаэла попыталась соскочить с кровати, но мать удержала ее:

— Умоляю, не серди его.

— Ты слишком много себе позволяешь! — выкрикнул Арно. — В обитель Святой Урсулы я отправил тебя учиться стряпне, шитью да хорошим манерам, а ты уговорила падре заниматься с тобой латынью, геометрией, астрономией и одному лишь Богу ведомо, чем еще!

Знай отец, что Микаэла в образованности ничуть не уступала старшему брату, он пришел бы в ярость. Нет уж, об этом лучше вообще не заговаривать.

— И ты наверняка прекрасно помнишь, как я отнесся к тому, что ты тайком учишь моих рабов читать и писать. Неслыханно! Я даже хотел приказать засечь всех до смерти — трудно представить, какой бы это был убыток! — Арно круто повернулся и принялся нервно расхаживать по комнате. — Кстати, не думай, будто мне не известно, что ты вырядилась мальчишкой, желая попасть на встречу заговорщиков. Уже одного этого вполне достаточно, чтобы ни на минуту не откладывать твое замужество. Если в Новом Орлеане поднимется бунт, имя Рушара не будет с ним связано ни в малейшей степени. — Он стремительно шагнул к дочери. — И ты тоже не будешь иметь ничего общего с этим бунтом. Слышишь?

Еще бы не слышать — голос отца гремел, как иерихонская труба, даже стены дрожали.

— В твоем распоряжении пятнадцать минут, чтобы одеться и принять предложение Карлоса. Я провожу тебя вниз, и мы подпишем брачный контракт, а сегодня вечером, на балу у испанцев, объявим о помолвке. И ты пойдешь туда и будешь вести себя как подобает воспитанной даме!

С этими словами Арно пулей вылетел из спальни.

Маргарита взяла дочь за руку и сочувственно сжала ее.

— Не заводи его, Микаэла, — негромко проговорила она. — Уверяю тебя, запасной вариант понравится тебе еще меньше. Если этот брак не состоится, Арно отправит тебя в Натчез, к своей вдовствующей кузине.

При мысли о том, что придется заниматься хозяйством тети Катрин, с ее постоянными нервными срывами, Микаэлу передернуло. Однако ей было совершенно ясно, что с плантацией Рушаров придется расстаться.

— Карлос, по всему видно, в тебя влюблен, а ведь он член Высшего совета, — продолжала Маргарита, раскладывая на кровати голубое шелковое платье. — Бери от жизни все, но не пытайся противиться неизбежному. — Она посмотрела на дочь, потом перевела взгляд на дверь, словно боялась, что ее подслушают. — Будешь спорить — только головную боль наживешь, уж мне это хорошо известно, — шепнула она напоследок и вышла из комнаты.

Микаэла давно оставила всякие попытки сблизиться с отцом, завоевать его расположение. В сыне Арно души не чаял, зато дочь не ставил ни во что; для него она была чем-то вроде движимого имущества, от которого следует вовремя избавиться с выгодой для себя.

Если от Микаэлы требовали лишь повиновения, как от трудолюбивой рабыни, то Анри дозволялись самые шумные развлечения, в его честь устраивались званые вечера — короче, с ним обращались как с принцем. Достигнув четырнадцати лет, он перебрался в отдельный флигель и завел себе любовницу-рабыню. В шестнадцать, после нескольких лет домашних занятий танцами и уроков, дающих понятие о правилах поведения в обществе, его отправили во Францию за дипломом. А когда он вернулся, ему преподнесли дом во Французском квартале Нового Орлеана и юную куртизанку, готовую к услугам в любое время дня и ночи.