Жена в награду - Сара Брофи

Пролог

Голос Мэри осекся; Имоджин отвернулась от слабого огня и подняла брови.

– Миледи, дальше в письме вашего брата идут вещи, непригодные для слуха, – медленно сказала Мэри, сворачивая драгоценный пергамент.

– О, Мэри, не стоит об этом беспокоиться. Когда Роджер приезжает сюда, он только и говорит веши, непригодные для слуха. Вряд ли в этом письме есть что-то такое, чего я не слышала.

– Ну, я никогда не произносила такие гадости и не собираюсь начинать.

Имоджин постаралась улыбнуться и снова отвернулась к камину в надежде скрыть подступившую панику.

Роджер начал последнюю игру. Она всегда знала, что этот день придет. На том клочке пергамента, который Мэри отказалась прочесть, он извещает, что началась настоящая война.

– Сожги его, Мэри, – буркнула Имоджин. Обостренное обоняние уловило едкий запах дыма, и она слегка вздрогнула.

– Все не так уж плохо, – приободрила ее Мэри. – Во всяком случае, вы услышали интересные мысли о своем женихе. Ваш брат весьма язвительно высказался на тот счет, что этот, как его… Роберт Боумонт теряет терпение. Кажется, он настроен объявить вас своей женой уже на этой неделе; лично я думаю, что это говорит о похвальном рвении.

– Сомневаюсь, что он помчится в дальний путь ради того, чтобы сделать своей женой печально известную леди Калеку, – сухо сказала Имоджин.

От смущения у Мэри сел голос.

– Я не знала, что вы слышали это прозвище.

Имоджин улыбнулась:

– Мэри, я слепая, а не глухая.

Мэри помолчала, потом бодро сказала:

– И к тому же вы не калека.

– Спасибо за такие милые слова, – Имоджин со вздохом покачала головой. – Но ты, кажется, забываешь, что Роберт Боумонт спешит сюда, чтобы получить землю, а не кикимору, укрывшуюся в главном доме имения.

Имоджин встала и осторожно обошла комнату – двадцать один шаг по одной стороне, семнадцать по другой. Это ее спальня и весь ее мир. Иногда она чувствовала, как давят стены, душит темнота, в которой она находится вот уже пять лет. Монотонность бегущих дней пожирала, однообразие и изоляция грозили сгубить.

Если бы не присутствие верной Мэри, ее давно бы не было в живых.

Имоджин не знала, по какому капризу Роджер оставил ей Мэри после того, как отобрал все, чем она дорожила, и все же испытывала жалкую признательность за это малое проявление доброты.

Она проглотила ком в горле и подавила чувство вины, которое возникало всякий раз, когда она признавалась себе, что выступает соучастницей Роджера, держа в этом невольном заточении пожилую служанку.

Мэри переносила изгнание с восхитительной стойкостью, но это не умаляло тяжесть стыда, поглощавшего Имоджин. Смирение Мэри делало груз еще тяжелее.

Временами Имоджин призывала молчание смерти, это казалось единственным способом избежать одиночества и чувства вины, но в остальное время она всеми фибрами души жаждала жизни. Особенно в такие мгновения, как сейчас, когда Роджер с его мрачными угрозами вползал в ее мир, нашептывая мысли о близком конце. Когда угроза конца так реальна, что ее почти можно потрогать; даже слепая жизнь становится драгоценной.

Что бы ни говорила Мэри, Имоджин знала, что угрозы Роджера вполне реальны.

Он был готов полностью разрушить ее жизнь, чтобы получить то, что хочет. Роберт Боумонт – его оружие. В свой последний визит, когда она, дрожа, стояла перед ним на коленях, он постарался сообщить ей все, что можно, о Роберте Боумонте, и она понимала почему. Роджер торжествовал, рассказывая, как внебрачный сын нормандского дворянина поднялся из мрака неизвестности, став одним из лучших убийц во всей Англии; как он вполне обдуманно продает свой меч за холодное, твердое золото и даже не притворяется, что борется за такие иллюзорные вещи, как честь и правда.

Роберт Боумонт – наемник, а значит – никто, и только король мог дать то, чего так жаждал этот воин, – землю и положение. Роберт сражался за короля, а королем управлял его любовник Роджер.

Имоджин прекрасно понимала, что ее брат расчетливо манипулирует королем Вильгельмом, чтобы все было так, как он хочет. Она ни секунды не сомневалась в том, что после четырех лет кровопролитных сражений за Уэльс Роберт получит желанную награду, при условии, что женится на убогой леди Калеке.

В свой последний приезд Роджер связал ей руки, волоком поставил на ноги, обошел, как хищник вокруг добычи, потом остановился за спиной так близко, что она почувствовала его тепло и покрылась мурашками. Он сказал, что игры с ней подходят к концу, победа уже видна. Он хотел, чтобы она знала об этом, знала, кого он выбрал для ее уничтожения, знала, что спасения для нее нет.

Знание, как ей было известно по горькому опыту, – слабое оружие. Например, она всю жизнь знала об угрюмой зависти и ненависти брата, но не могла этому противостоять.

Надо прекратить думать; предаваться воспоминаниям – в своем роде безумие. Она отвернулась к окну и ощутила на лице слабое тепло зимнего солнца. Господи, как же ей хочется жить!

Она вздохнула и поднесла руку ко лбу.

– Мэри, я не могу его остановить. Я знаю его планы, но не представляю, как их можно предотвратить.

– Может быть, это действительно спланировал сам король, как говорит Роджер. – В голосе Мэри слышалась убежденность, которую Имоджин не могла себе позволить. – Может, король и правда решил сыграть злую шутку с Боумонтом.

– Мне не очень хочется быть орудием жестокой шутки, – сухо сказала Имоджин. Она услышала, что Мэри смущенно завозилась, и позволила себе чуть-чуть улыбнуться. Потом ощупью нашла руки дорогой подруги; знакомые, огрубевшие от работы, они приносили успокоение.

Имоджин глубоко вздохнула.

– Мэри, поверь, угроза вполне реальна. В письме Роджера слышится триумф. Он еще на один шаг приблизился к цели и избрал для моего уничтожения Боумонта и короля. Они всего лишь способ и средство, но угроза реальна, не сомневайся, исход неизвестен, так что я еще раз прошу тебя покинуть этот проклятый дом.

Мэри в знак поддержки сжала ее руки, но Имоджин не поддалась соблазну опереться на ее силу.

– Роджер может не удовольствоваться моими мучениями и распространит свою злобу на все, чего коснется.

Мне нестерпима мысль, что в его сети попадешься и ты. Хватит того, что ты разделяла со мной долгие унылые часы. Ты не должна погибать вместе со мной. – Имоджин прерывисто вздохнула. – Мэри, пожалуйста, уезжай.

– Я нахожусь здесь по собственному желанию. Ты не можешь велеть мне уехать, девочка, хотя бы потому, что не приглашала, – ворчливо сказала Мэри. – И вообще, куда, по-твоему, я потащу свои старые кости? Нет уж, большое тебе спасибо, но мне хорошо возле этого жалкого очага.