Возвращение графа - Эдит Лэйтон

Зарею раннею, с рассветнымсолнышком

В долине слушал я, как пела девушка:

«Не обижай меня, не покидай меня,

Как только можешь ты так поступатьсо мной!»

Так пела девица, беду оплакивая,

Так пела бедная в долине пасмурной.

«Не обижай меня, не покидай меня,

Как только можешь ты так поступатьсо мной!»

Старинная английская народная песня

Англия 1800 год

Мужчина остановился у двери, ведущей в трюм. Поднял глаза к небу и, сощурившись, посмотрел на солнце. Глубоко вдохнул, наполнив легкие соленым воздухом. Он готов был нырнуть в море, только бы не оказаться на корабле.

– Сделайте глубокий вдох, – сказал он мальчикам, стоявшим рядом. – И долго не выдыхайте воздух. Посмотрите на небо. Запомните все, что вас окружает.

Мальчики, их было трое, сделали так, как он сказал. Хотя они задерживали остальных, стражники их не торопили. He торопили и узники, выстроившиеся в длинную очередь. Многие из них глубоко дышали. Это был последний глоток свежего воздуха до завтрашнего дня. Для кого-то это вообще был последний глоток воздуха, и все это понимали. Корабль «Мститель» отправлялся на другой конец света, и мало кто надеялся добраться живым до пункта назначения, учитывая условия, в которых этим несчастным предстояло плыть.

Стража разрешила мужчине попрощаться с мальчиками. Лишняя минута на бледном весеннем солнце была невеликой милостью, но даже ее эти бедняги не заслуживали. Ведь это было сборище убийц, насильников, грабителей, мошенников и жуликов. Их изгоняли с родной земли как отбросы общества.

Мужчина на краю трапа, ведущего в темноту, не был похож на неотесанного мужлана. Грязный, в потрепанных бриджах и рваном сюртуке, некогда белой рубашке, потому что джентльмены других не носят. Изможденный и босой, он и сейчас выглядел достойно и двигался с врожденным изяществом. Он сжимал кулаки и в любой момент готов был вступить в драку, если придется.

Он сморгнул, щурясь на солнце, и слезы оставили длинные следы на грязном лице.

Двум мальчикам было лет десять – двенадцать, третьему – лет двенадцать – четырнадцать. Из-за грязи никто не мог бы сказать, светлые у них волосы или темные и какого цвета у них кожа. Лицо мужчины выражало злость, на лицах детей был написан страх.

По крайней мере, так казалось немногочисленным зрителям, пришедшим посмотреть на отплытие корабля-тюрьмы.

Когда заключенных ждала виселица, на берегу вместе с друзьями и родственниками собиралась толпа. Продавали еду и питье, пели песни – для Тайберн-Хилла это был главный праздник. Когда же заключенных отправляли за тридевять земель, их провожали в молчании или вообще не провожали. Ничего интересного в этом не было. Никто не знал, когда отчалит корабль и куда поплывет, не говоря уже о самих заключенных.

В Англии стало слишком много узников, поэтому их предпочитали изгонять, вместо того чтобы держать в тюрьме или вешать. Преступлений сотни, наказаний тоже немало. Высылка часто оказывается столь же долговременной, как и повешение. Узникам дозволялось возвращаться из Ботани-Бей, но немногие выживали в пути туда, а о возвращении и говорить не приходится.

– Пора двигаться, – сказал стражник узнику, застывшему на краю трапа.

Тот кивнул и сощурился еще больше, заметив на причале двоих. Толстого, светловолосого, в дорогом темно-красном пальто и со стеком с серебряным набалдашником, сверкавшим на солнце. Второй был старше, одет не так броско, но элегантно. Оба с интересом смотрели на узника.

– Это сэр Гордон? – спросил один из мальчиков у отца.

Отец кивнул.

– Кто он? – буркнул второй мальчик, глядя на господ.

– Тот, кто нас сюда отправил, – сказал первый мальчик. – Обвинил нас в том, что мы его обокрали. Тот, кто солгал!

– Тихо, тихо, – пробормотал отец, не отводя глаз от парочки.

– А второй кто? – спросил сын.

– Не знаю, хотя должен бы знать, – встревожено сказал отец. – Попытаюсь вспомнить.

– Эй вы! Я сказал, пора двигаться, – крикнул стражник и поднял дубинку.

– Запомни его лицо! – сказал узник сыну. – И никогда не забывай!

– Ни за что не забуду, обещаю! – сказал мальчик.

Два других мальчика тоже кивнули.

Высоко держа голову, мужчина стал спускаться в трюм. Он остановился, потому что сын попятился, и ласково произнес:

– Мы вернемся, я тебе обещаю.

И пошел дальше, сын последовал за ним. Все четверо, держась за руки, спустилась в черноту трюма.

День был на исходе, однако заключенные не могли считать часы в непроглядной тьме плавучей тюрьмы. Наконец, даже они поняли, что наступила ночь. Но заснуть удавалось немногим.

– Не бойтесь, – послышался голос мужчины, обращенный к мальчикам. Они сидели на жестком полу и ждали утра, когда начнется их путешествие в неизвестность.

И так сильна была власть в его голосе, так велико доверие мальчиков к отцу, что они послушались, несмотря на страх. Они свернулись калачиком и, наконец, заснули. Только он остался на страже – не спать, сидеть и строить планы. Он не знал, куда его повезут, доедет ли он. Но он всей силой души надеялся увидеть, что мальчики доедут и в один прекрасный день вернутся домой.

Англия1815 год

Посетитель запаздывал. Ну и что? Ему не обрадуются в любой час. Тем не менее, когда с первой звездой на багряном небосклоне карета прогрохотала к дому, ей навстречу выбежал конюшенный. Из десятков окон из-за занавесок на прибывшего уставилось множество пар глаз.

Распахнулась дубовая дверь, дворецкий и лакей застыли на пороге.

Через миг дверцы кареты открылись, и появился худой джентльмен. Наклонив голову, он замер при виде громадного дома, чей черный массив очерчивали лучи заката. В сумерках невозможно было различить выражение лица прибывшего.

Он вышел из кареты и направился к дому, легко и изящно взбежал по ступенькам, как будто не трясся в карете много часов.

– Надеюсь, меня ждут? – спросил он у дворецкого, сбрасывая на руки лакею высокую касторовую шляпу и пальто с пелериной. – Я Эгремонт.

Дворецкий невозмутимо поклонился.

– Сюда, сэр, – сказал он.

Джентльмен помедлил, потом вскинул тонкие брови.

– Сэр? – с холодным недоумением повторил он, похлопывая перчатками по руке. – Вы, может быть, не расслышали. Я новый граф Эгремонт. Рассчитывал, что меня ждут.