Ночь веселья - Барбара Картленд

ОТ АВТОРА

Примерно в 1920 году я начала выезжать в свет и сразу же познакомилась со многими актрисами. Одной из моих лучших подруг стала маркиза Хедфорт, в девичестве Рози Бут.

Она происходила из Типперари и родилась в семье рантье.

Свою первую роль в пьесе «Продавщица» Рози сыграла в 1895 году. Актрисой она была очень хорошей — играла «с чувством, не допускала в роли ни малейшей слабинки.

Ее муж, маркиз Хедфорт, занимал видное место среди ирландской знати и был весьма известен при дворе. Семья маркиза сначала противилась его женитьбе, но Рози была настолько очаровательна, что родственники маркиза вскоре полюбили ее, и союз оказался счастливым.

Я знала графиню Пулетт, Сильвию Стори и милую Дениз Орм, жену лорда Черстона, а позже — герцога Лейнстера, однако лучшей моей подругой я считаю восхитительную Зену Дейр. Она вышла замуж за достопочтенного Мориса Бретта, а их дочь была у меня на свадьбе. После смерти мужа Зена вернулась на сцену и девять лет подряд исполняла роль матери профессора Хиггинса в» Моей прекрасной леди «, не пропустив ни единого представления.

Она перестала выступать только в восемьдесят лет, но даже тогда оставалась стройной, очаровательной дамой, прекрасно державшей себя в обществе. Она вела себя, словно богиня — или, точнее сказать, актриса.

1891

— И это все? — изумилась Давитта.

— Боюсь, что да, мисс Килкрейг, — ответил поверенный. — Мне очень жаль, но в последнее время ваш отец вел весьма расточительный образ жизни. К моему сожалению, он игнорировал все советы жить экономнее.

Давитта промолчала. Она знала, что имел в виду мистер Стерлинг — последний год отец очень много пил, пытаясь залить горе вином, и все уговоры пропадали втуне. Сама Давитта не раз пыталась побеседовать с ним о положении дел, однако отец только отсылал ее прочь. И вот он умер, и все опасения Давитты оправдались. Долгов накопилось целое море.

Ситуация была не лучше еще когда уезжала мачеха, но после ее исчезновения отец словно обезумел, стал швыряться деньгами направо и налево и топить свое горе в вине.

Однако Давитта и представить не могла, что у нее останется всего двести фунтов на руках и ничего больше. Замок, вот уже несколько сотен лет принадлежавший Килкрейгам, был заложен и перезаложен, а остатки мебели пришлось продать за долги. Вещи дорогие, картины и зеркала в золотых рамах, отец продал еще раньше, вскоре после своей свадьбы с Кэти Кингстон.

За последние годы Давитте не раз приходило в голову, что в беспутной жизни отца следует винить мачеху, однако девушка не могла не признать, что отец давно мечтал об этом.

Три года назад, когда Давитте было всего пятнадцать лет, мать девушки умерла, и ее отец, не вынеся одиночества, отправился развеяться вначале в Эдинбург, а потом в Лондон. Давитта понимала, что отцу вновь хотелось той веселой жизни, которую он вел в Лондоне до того, как стал баронетом, приехал в Шотландию, женился и остепенился. Он сильно любил жену, поэтому быстро привык к старинному полуразрушенному замку, вокруг которого простирались тысячи акров вересковых пустошей да кое-где высились немногочисленные соседские дома. Родители Давитты научились не скучать даже в такой глуши — они любили рыбалку и охоту, изредка выезжали в Эдинбург или Лондон. Матушку всегда беспокоило, что поездки стоили денег.

— Мы не можем позволить себе этого, Иэн, — неизменно заявляла она, когда отец предлагал оставить Давитту на попечение слуг, а самим отправиться в» очередной медовый месяц «.

— Да что там, молодость бывает только раз, — обычно отвечал он, и матушка сразу же забывала о благоразумии.

Поднималась суматоха, лучшая одежда укладывалась в сундуки, и родители уезжали. Давитте всегда казалось, что в эти минуты они похожи на молодоженов.

Но потом случилась суровая зима, которая принесла с собой лютые морозы. Северные ветры срывались со скал и будто впивались в горло каждому путнику. Этой зимой умерла мать Давитты.

Отец был настолько потрясен случившимся, что Давитта даже обрадовалась, узнав о его желании на время уехать из опостылевшей Шотландии на юг.

— Поезжайте в Лондон, папенька, — предложила девушка, — повидайтесь с друзьями. Не волнуйтесь обо мне. Когда я стану постарше, я тоже смогу ездить с вами.

Отец улыбнулся.

— Сомневаюсь, что ты могла бы вместе со мной бывать у моих старых знакомых, — заметил он, — но я об этом подумаю. А пока учись — ты должна быть не только красавицей, но и умницей.

Давитта зарделась, решив, что отец льстит ей. Впрочем, она знала, что пошла в мать, а леди Килкрейг всегда считалась очень красивой женщиной. Всякий раз, глядя на портрет матери, висевший над камином в гостиной, девушка восхищалась красотой маменьки. Волосы у обеих были рыжие, но не того грубого рыже-красного оттенка, что у большинства шотландцев — нет, скорее это был цвет первых осенних листьев, нежащихся в солнечных лучах. Глаза Давитте тоже достались маменькины — серые, иногда казавшиеся зелеными, словно вода в горном ручье. Юность девушки придавала ее красоте нечто детское, крывшееся в линиях лица или очертаниях маленького ротика, и более всего в ту пору Давитта походила на нежный цветок.

— С такими глазами и волосами ты могла бы быть коварной и соблазнительной сиреной, милая, — сказал как-то раз отец. — Но ты скорее маленькая фея, заблудившаяся в волшебном лесу, где гуляла со своими сестрами.

Давитта очень любила рассказы о мифах и легендах, ходивших среди крестьян-шотландцев. Долгими зимними вечерами отец рассказывал ей увлекательные истории о битвах между кланами, легенды, сказки и побасенки, столь любимые этим народом. Эти истории были частью детства Давитты, и девушка никогда не могла понять, где в них кончалась правда и начиналась сказка.

Матушка тоже рассказывала Давитте немало сказок, но совсем других, потому что ее родители-шотландцы происходили с Западных островов, а бабка была ирландкой.

— Вместе с твоей матушкой в Шотландии поселились гномы, — любил повторять отец, когда в доме пропадала какая-нибудь вещица.

И все же Давитта не смогла утешить своего отца и винила себя в том, что ему было одиноко и поэтому он вернулся из Лондона с женой.

Самое невероятное — отец взял в жены актрису. Однако когда Давитта увидела Кэти Кингстон — псевдоним, под которым она выступала, — и когда прошло первое потрясение, ведь на месте матери оказалась другая, совсем незнакомая женщина, Давитте Кэти даже понравилась. Актриса была очень хороша собой, хоть в Шотландии ее накрашенные ресницы, губы и щеки казались не к месту. Но ее мелодичный смех заставлял звенеть весь дом, и всем сразу казалось, что в замок сквозь тучи пробился луч солнца.

Но вскоре произошло то, чего и следовало ожидать, — Кэти заскучала.