Как перевоспитать герцога - Меган Фрэмптон

Герцогам, так же как генералам, дворецким и иным ответственным лицам, категорически запрещается заниматься какой-либо полезной работой на глазах окружающих. Герцоги, а также генералы, дворецкие и иже с ними ничего никогда не делают сами. Иногда, в случае досадной недогадливости тех, кто ниже герцога в табеле о рангах, герцог может озвучить свое желание и отдать соответствующее распоряжение. Притом что герцогу не следует слишком злоупотреблять даже такого рода деятельностью, ему абсолютно необходимо добиться от всех прочих ясного понимания того, как им следует вести себя с титулованными особами самого высокого ранга.

Таким образом, герцог может делать все, что он пожелает, путем ничегонеделанья.

На дне бутылки из-под бренди

На последнем (третьем) участке пути ко дну бутылки (еще на треть наполненной бренди)

Спальня герцога

Лондон, 1840 год

Маркус недовольно скривился при виде свидетельств недавнего буйного кутежа в бальном зале, который им лично никогда не использовался по своему прямому предназначению, а именно для проведения банкетов, балов или иных светских мероприятий.

Рядом с хаотично расставленными стульями, прямо на полу валялись пустые бутылки из-под бренди. В том же художественном беспорядке, и не только на полу, но и на стульях и прочей мебели, были разбросаны разнообразные предметы дамского туалета, включая корсет, надетый на бронзовый бюст одного из очень мужественных и суровых предков Маркуса. Тарелки с остатками еды стояли неубранными, и один из котов, не пожелавший покинуть помещение, вернее сказать, у которого не хватило духу его покинуть, деликатно подъедал то, что пришлось ему по вкусу, в то время как второй кот настойчиво терся о скрещенные лодыжки Маркуса.

– Так ты, кажется, говорил о том, как трудно быть герцогом?

Подчеркнуто нейтральный, без намека на заинтересованность тон Смитфилда мог засушить кого угодно и что угодно. По своей сухости он мог сравниться только с сухостью в горле Маркуса. Впрочем, Маркус знал, чем излечить этот недуг.

Он осушил бокал, после чего, глядя на Смитфилда, попытался придать своему лицу выражение крайней степени досады. Нельзя сказать, что лицевые мышцы вполне справлялись с поставленной задачей. Смитфилд был одним из двух приятелей Маркуса, с которыми он познакомился сравнительно недавно. Второй его собутыльник, Коллинз, устроившись на диване, крепко спал, накачавшись бренди – тем самым, что принадлежащая Коллинзу судоходная компания регулярно завозила на Туманный Альбион из солнечной Франции. Сам Маркус уснул раньше Коллинза и, проснувшись, чувствовал себя уже почти трезвым.

– И тебе мои доводы представляются нелепыми, – хмуро констатировал Маркус, но, перехватив ироничный взгляд Смитфилда, невольно улыбнулся. – Ты прав. Мне грех жаловаться на судьбу. Я герцог, у меня нет финансовых проблем, я не женат, здоров как бык и могу делать почти все, что захочу.

– Ключевое слово тут – почти. Или я не прав? – сказал Смитфилд, заполнив затянувшуюся паузу.

– Герцог обязан обзавестись наследником. А для этого он должен жениться на девице с подходящей родословной, которая будет исправно рожать ему сыновей. С запасом, что называется. Плодиться и размножаться – вот главное предназначение носителя титула. Словно у племенного быка. Когда я об этом думаю, мне хочется затянуть вот этот корсет вокруг горла и свести счеты с жизнью, – печально сказал Маркус, кивнув на бюст предка. – Мало того, что я вынужден вести жизнь, к которой никогда себя не готовил, мне еще придется жить бок о бок с женщиной, которую я в лучшем случае буду слегка недолюбливать, а в худшем – ненавидеть всеми фибрами души.

– Ужасная перспектива, – все тем же скучающим тоном заметил Смитфилд. – Ты должен жениться и вести презренную жизнь герцога, в то время как ты мог бы… Кстати, а что ты делал полгода назад, до того, как унаследовал титул? Или даже так: что бы ты хотел делать, если бы мог?

«Я бы хотел исчезнуть. Уехать на край земли. Чтобы быть свободным. Свободным от любых забот и обязательств».

– Я раньше много гулял. Ну да, я люблю ходить пешком. Долгие прогулки делают меня почти счастливым. – Маркус отдавал себе отчет в том, что он никогда бы не признался в своей любви к прогулкам, если бы не выпил столько бренди. Как бы там ни было, он все еще надеялся, что ему повезет, и завтра ни он сам, ни Смитфилд уже не вспомнят об этом жалком крике души.

И провалу в памяти они будут опять-таки обязаны бренди из трюмов кораблей Коллинза.

– Выходит, до того, как стать герцогом, ты любил ходить пешком?

Тон Смитфилда изменился. В нем появились нотки, смахивающие на легкую заинтересованность. Словно он понял, что Маркус говорил о почти… сокровенном. Даже если Смитфилд догадывался о том, что Маркус сказал не вполне то, что хотел сказать. Но ведь Смитфилд не мог догадаться о том, что конкретно хотел сказать Маркус, потому что для того, чтобы об этом догадаться, надо знать, что может сделать Маркуса счастливым. Маркус точно знал, что ни пьянство, ни азартные игры, ни блуд счастливым его не сделают. Еще до того, как вступить в наследство, он экспериментальным путем выяснил, что пьянство не приносит ему удовлетворения, как, впрочем, и азартные игры, и блуд. Маркус путешествовал по миру, и в разных странах он пил, играл и блудил и по возвращении в Лондон обнаружил, что в собственном доме пить, играть и блудить немного приятнее просто потому, что в гостях хорошо, а дома лучше.

Если не брать в расчет отменное качество бренди и мягкий роскошный мех унаследованных вместе с титулом котов, к которым он, кажется, уже привязался, Маркус не находил в новом статусе никаких преимуществ.

– Да, я любил ходить пешком, – ответил Маркус и поднял взгляд на Смитфилда. Тот уже отключился и храпел. Маркус покачал головой, осушил бокал и наклонился, чтобы почесать под подбородком черно-белого кота. Кота, похоже, гораздо больше общения с хозяином интересовала еда. Итак, общаться Маркусу было не с кем, разве что с самим собой. Привычная ситуация. «Все лучше, чем вынужденно общаться с теми, от кого с души воротит», – привычно утешил себя Маркус.

– Я раньше постоянно гулял, гулял один, и никто меня не искал, и никто за меня не волновался, и никому не было до меня никакого дела, – сказал Маркус, обращаясь к коту, которому не было никакого дела до Маркуса. Коты, приобретенные прежним герцогом, прилагались к титулу и были, по мнению Маркуса, куда ценнее самого титула. Он налил себе еще немного бренди из запасов Коллинза, но пить не стал. – Гулял, пока отец не запретил мне бродить по окрестностям, потому что, как он сказал, «то, что позволено бродяге, не позволено джентльмену, даже если он не наследник». – Маркус сделал маленький глоток. – А потом отец умер и брат умер, и когда умер герцог, первым в очереди внезапно оказался я. А ведь я едва знал покойного. И вот я здесь, живу в его доме, владею его титулом, его котами и трачу его деньги. – Ком в горле мешал Маркусу дышать. – Все это словно и не мое. Я не чувствую себя здесь своим. – Он грустно вздохнул. – Хотя, если на чистоту, я нигде себя своим не чувствую.