Влюбись в меня - Дженнифер Арментроут

Глава 1

Не прошло и десяти минут, как я плюхнулась в мягкое плюшевое кресло в залитой солнцем приемной, а в поле моего зрения попали поношенные белые кроссовки. Я как раз разглядывала темный деревянный пол и думала, что частные медицинские центры, должно быть, приносят немало денег, раз им по карману такие дорогие полы.

Впрочем, родители Чарли Кларка уж точно не скупились, когда речь шла о долгосрочном уходе за их единственным сыном. Они определили его в лучший медицинский центр Филадельфии. Наверняка они каждый год тратили на его содержание астрономические суммы, которые уж точно не шли ни в какое сравнение с моими скромными доходами от работы барменом в баре «У Моны» и подработки дизайнером сайтов.

Я думаю, что таким образом они искупали свою вину за то, что посещали Чарли всего раз в год, да и то проводили с ним от силы минут двадцать. Меня нельзя было назвать великодушной, ведь я едва умудрялась скрыть раздражение, которое испытывала всякий раз, когда вспоминала о его родителях. Подняв глаза, я увидела радушную улыбку на лице медсестры. Но как ни старалась, так и не узнала ни медных волос, ни пронзительных светло-карих глаз.

Медсестра была новенькой.

Она посмотрела на мою макушку, и ее взгляд чуть дольше положенного задержался на моих волосах, но улыбка не исчезла. Не то чтобы у меня была настолько безумная прическа. Несколько дней назад я сменила темно-красные перья на широкие фиолетовые пряди, но в завязанном наспех небрежном пучке все это и правда смотрелось странно. Накануне я закрывала бар, поэтому домой пришла лишь в начале четвертого утра. Проснуться, почистить зубы и умыться, прежде чем отправиться в город, стало для меня едва ли не непосильной задачей.

– Роксана Арк? – спросила медсестра, остановившись передо мной и сцепив руки.

Моя голова на мгновение перестала соображать, когда я услышала свое полное имя. У меня были странные родители. Не удивлюсь, если в восьмидесятых они сидели на наркоте. Меня назвали в честь песни «Роксана», а имена моих братьев – Гордон и Томас – вместе складывались в настоящее имя Стинга.

– Да, – ответила я и потянулась к своей сумке.

По-прежнему улыбаясь, медсестра показала на закрытые двери.

– Сестра Вентер сегодня на больничном, но она сказала, что вы приходите каждую пятницу в полдень, так что мы подготовили Чарли.

– С ней все в порядке? – встревоженно спросила я.

За шесть лет регулярных посещений мы с сестрой Вентер успели сдружиться. Я даже знала, что ее младший сын в октябре наконец женится, а в прошлом месяце, в июле, у нее родился первый внук.

– Она слегла с простудой, – объяснила мне медсестра. – Вообще-то, она хотела сегодня прийти, но мы решили, что ей лучше отдохнуть и поправить здоровье в выходные. – Она отступила в сторону, когда я встала с кресла. – Сестра Вентер сказала, что вы часто читаете Чарли.

Я кивнула и крепче сжала сумку в руках.

Остановившись у дверей, медсестра достала свой пропуск и приложила его к датчику на стене. Раздался хлопок, после чего она толкнула одну из дверей.

– Последние пару дней он чувствовал себя неплохо, хотя и не так хорошо, как нам хотелось бы, – продолжила она, когда мы вошли в широкий, ярко освещенный коридор. Стены были белыми и гладкими. Никаких отличительных признаков. Вообще ничего. – Но сегодня он проснулся рано.

Мои неоново-зеленые тапки громко шлепали по полу, а кроссовки медсестры не издавали ни звука. Мы миновали коридор, который вел в общую комнату. Чарли совсем не любил там бывать, что было довольно странно, ведь до… несчастного случая он с легкостью становился душой любой компании.

Он был замечательным.

Палата Чарли находилась в конце другого коридора, в крыле, которое специально построили таким образом, чтобы из окон открывался вид на прекрасный зеленый пейзаж, а рядом находился лечебный бассейн, который Чарли не нравился. Он и раньше не так часто плавал, но теперь всякий раз, когда я видела на улице этот чертов бассейн, мне хотелось врезать кулаком по стенке. Не знаю, в чем была причина, – может, потому что все мы принимали свое умение плавать как должное, а может, потому что вода всегда казалась мне безграничной, в то время как будущее Чарли было ограничено со всех сторон.

Медсестра остановилась возле закрытой двери в его палату.

– Если соберетесь уходить, процедуру вы знаете.

Я действительно ее знала. По дороге к выходу я должна была отмечаться в журнале у медсестер. Видимо, таким образом они хотели удостовериться, что я не пытаюсь выкрасть Чарли. Радостно кивнув мне, медсестра развернулась и уверенной походкой пошла обратно по коридору.

На секунду задержавшись у двери, я глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Мне приходилось делать это перед каждой встречей с Чарли. Только так я могла избавиться от переизбытка чувств: от гнева, печали и разочарования. Я не хотела, чтобы Чарли их видел. Порой у меня ничего не выходило, но я всегда хотя бы пыталась взять себя в руки.

Только решив, что уже могу улыбнуться нормальной, не безумной улыбкой, я открыла дверь. Когда я увидела Чарли, мне в очередной раз показалось, что меня ударили под дых. Так происходило каждую пятницу на протяжении последних шести лет.

Он сидел в кресле перед огромным окном от пола до потолка. Это было его кресло – кресло-папасан, с ярко-синей подушкой. Он получил его на шестнадцатый день рождения, всего за несколько месяцев до того, как его жизнь полностью изменилась.

Чарли не взглянул на меня, когда я зашла в палату и закрыла за собой дверь. Он никогда не оборачивался.

Палата была довольно хорошей: просторная, с широкой кроватью, аккуратно заправленной одной из медсестер, со столом, который он никогда не использовал, и телевизором, который я ни разу не видела включенным за все прошедшие шесть лет.

Сидя в кресле и глядя в окно, он казался совсем исхудалым и хрупким. Сестра Вентер говорила мне, что им непросто заставить его плотно питаться три раза в день. Однажды они попробовали поменять ему режим питания на пять более скромных приемов пищи, но не сработало и это. Год назад дела были так плохи, что им пришлось кормить его через трубку. Я до сих пор прекрасно помнила, как боялась его потерять.

Его светлые волосы чистые, но в беспорядке, и подстрижены короче, чем он обычно носил. Чарли любил, когда у него на голове был творческий хаос, который ему чрезвычайно шел. Сегодня он одет в белую футболку и серые спортивные штаны с резинками на щиколотках – боже, да Чарли закатил бы истерику, узнай он, что когда-нибудь наденет такое, ведь у Чарли… У Чарли был свой стиль, и вкус, и много чего еще.

Я подошла ко второму креслу с такой же синей подушкой, которое купила три года назад, и вздохнула.

– Привет, Чарли.