Книга не о любви - Карен Дуве

Автор предупреждает, что все изложенное ниже вымышлено и имеет лишь отдаленное сходство с реальными событиями и местом действия. Цитаты из книг и кинофильмов приводятся не точно. И на Вас, уважаемый читатель, мы тоже не намекаем…

Бедному Генриху

В семь лет я поклялась, что никогда никого не полюблю. Но в восемнадцать все равно влюбилась. Все оказалось так отвратительно, как я и подозревала. Унижение, боль и полное отсутствие контроля с моей стороны. Меня не любили, и я оказалась не в силах изменить существующее положение вещей. Попытавшись разлюбить, я чуть не сдвинулась. Если чувствуешь, что едет крыша, то лучше об этом никому не говорить и делать вид, что психически абсолютно здоров. Для этого следует вести себя как все. У других появились партнеры и секс, все получили профессии, ходили на вечеринки, ездили в отпуск и пять дней в неделю с нетерпением ожидали предстоящих выходных. Я точно также ходила с женщинами в бар, а с мужчинами в койку, пробовала себя (неудачно) в различных профессиях, скучала на праздниках, и не только на них, а по воскресеньям картофелечисткой вырезала на предплечье картинки. Мюнхенская «Бавария» успела целых восемь раз стать чемпионом Германии. Все мои знакомые обзавелись электронными часами и сменили штаны-бананы на узенькие джинсы и «трубы». Иран объявил США главным демоном в мире, а MTV начал свою деятельность с «Video killed the Radio Star». Английские солдаты высадились на Фолклендских островах, советские вошли в Афганистан, а американские заняли Гранаду. Все мои знакомые сменили электронные часы на нормальные, со стрелками и циферблатом, и приобрели по плееру. Чернобыльский атомный реактор под номером 4 разнес свои полураспавшиеся продукты по всей Европе и способствовал появлению рекомендации в течение двадцати лет не употреблять в пищу лесные грибы (целых два года грибов ели действительно меньше чем всегда). Советский Союз вывел войска из Афганистана, закончилась холодная война, и, когда уже никто в это не верил, рухнула Берлинская стена. Модели становились все более знаменитыми и худыми, компьютеры маленькими, а озоновая дыра большой, спортсмены совершали пробежки ранним утром или поздним вечером, а человек, которого я любила, уехал в Лондон. Были развязаны войны на Балканах и в Чечне, а также война в Персидским заливе, американцы вошли в Сомали. В Уганде, Либерии и Грузии начались гражданские войны, Азербайджан воевал с Арменией. А в шлягерах речь шла только о любви. Мужчины и женщины заводили детей, посещали консультации по вопросам семьи и брака и начинали бракоразводные процессы. Чтобы ни происходило вокруг, всегда было такое чувство, будто ко мне это не имеет никакого отношения. Я самым добросовестным образом постоянно задерживала дыхание и ждала, что вот-вот понадоблюсь, прислушивалась, не раздадутся ли решающие слова, — они должны прозвучать для того, чтобы я наконец могла выйти из-за кулис и принять участие в спектакле. Но жизнь продолжалась, нужных слов никто не произносил, а годы падали один на другой, как всякая дрянь в сточную канаву. В один прекрасный день, точнее говоря в четверг, 20 июня 1996 года, я поняла, что все должно иметь конец, пусть даже отвратительный, а может, самый невероятный. Поэтому я пошла в турагентство и купила себе билет до Лондона (именно с таким чувством покупают себе веревку).

* * *

И вот я сижу в самолете. У самого окна. Место с краю занимает молодой человек в голубом костюме. Листает бесплатный выпуск «Вохе». К счастью, место между нами никто не занял, может быть, об этом позаботились стюардессы. Я вешу сто семнадцать килограммов, и мои затянутые в костюм цвета хаки телеса свешиваются под подлокотником на соседнее сиденье. Все равно никому больше не поместиться. Свои ноги я ненавижу. Если бы их можно было сменить на другие! Со стройными ножками намного легче заявиться в гости к любимому человеку, который тебя не любит. И дело совсем не в том, что у него вдруг появились бы ответные чувства. Просто с красивыми конечностями гораздо проще быть нелюбимой. Женский голос из громкоговорителя — при мимической поддержке одной из стюардесс — объясняет, каким именно образом в случае необходимости следует подтянуть к себе кислородную маску и сначала закрыть собственные нос и рот, а уж потом помочь соседям, менее ловким в деле натягивания на уши резиновых держателей. Элегантная женщина наискосок от меня показывает своей элегантной дочери фотографию в «Вог». На даме пиджак цвета увядшей розы и зеленый шифоновый шарф, который наверняка навязал ей в магазине дизайнер-консультант. Асимметричная стрижка, светлые волосы слева от пробора едва доходят до уха, а справа заканчиваются на уровне подбородка. Естественно, длинные пряди постоянно падают на глаза, так что во время чтения дамочке приходится поддерживать их пальцем. Газелеподобная доченька склоняется над журналом. Позади меня три мужика во всю глотку базарят о Поле Гаскойне. Готова поспорить, что они летят в Лондон на полуфинал чемпионата Европы по футболу, Англия против Германии. Это тот тип мужчин, который я терпеть не могу. С перекошенной физиономией они скачут перед телевизором, вопя: «Мочи! Мочи-и-и!» А вот Пол Гаскойн мне нравится. Напоминает скаковую лошадь Метеор. Метеор был удивительно (для большого спорта) медлителен, недисциплинирован и толст, но тем не менее умудрялся оставить всех с носом. Любители футбола сзади снова сказали какую-то пакость про Гаскойна. Потом противно заржали все хором, из-за чего пропустили информацию о том, в каком месте спрятаны спасательные жилеты и где находится запасный выход. В невероятном случае вынужденной посадки в проливе они понесутся совсем не туда, собьют с ног элегантную дамочку и ее дочурку, запутаются и заблокируют нам путь к спасению. А мне, зажатой на своем сиденье около иллюминатора, придется наблюдать, как за стеклом неудержимо растет столб воды.

Мы выруливаем на стартовую полосу, с потолка раздается негромкая музыка, обрывки мелодии, которые сразу же перекрываются шумом двигателей. Трудно определить, что там за песня, но в любом случае это совсем не те звуки, которые хочется услышать перед гибелью в падающем самолете. Гораздо лучше подошло бы «No Milk Today» в исполнении «Herman’s Hermits»: начало, полное смертельной тоски, меланхолично-волнительный подъем, совпадающий с возгоранием несущей части, а в момент максимального отчаяния — скрипки и все прочее — внезапное появление бесполезно обнадеживающего звона колокольчиков.

Может быть, у вас создалось ошибочное впечатление, но на самом деле я люблю летать. Мне кажется беспардонной удачей существование в конце века, который создал такое количество чудо-машин. Никто из моих знакомых не стал бы завидовать билету на самолет или старенькому телевизору «Квелле», но который-нибудь из Оттонов отдал бы половину своего королевства за возможность сейчас оказаться на моем месте.

На экране появляется зелено-синяя карта. Крошечный белый самолетик толчками продвигается по штриховой линии от Гамбурга (красная точка) к Лондону (еще одна красная точка). Обрывки музыки пропадают окончательно. Вместо них в громкоговорителе раздается голос капитана. Его зовут Герман Кар или Тар, и прежде чем пожелать нам приятного полета, он сообщает о выгодном для нас движении воздушных масс и добавляет, что здесь, в Гамбурге, температура воздуха восемнадцать градусов. Если быть точной, то он говорит буквально следующее: «Температура здесь, в Гамбурге, в данный момент восемнадцать градусов Цельсия, ощущаемая температура шестнадцать градусов».