Прекрасные разбитые сердца - Ками Гарсия

* * *

«Это история для всех, чье сердце однажды было разбито, но отважилось снова полюбить».

Чтобы птица полетела, должна расколоться скорлупа.

Я ВЕРЮ, что у всего есть причина, и обычно эта причина – полная ерунда. А еще верю, что шнурки моих футбольных бутс, в которых бегала в восьмом классе, приносят удачу; Адель – самая талантливая певица, когда-либо разгуливавшая по земле; а попкорн без масла – всего лишь кукуруза.

Но больше всего я верю в то, что, если повезет – хотя бы однажды в жизни, – твой день может стать идеальным. День, когда все звезды в твоей собственной вселенной выстраиваются в ряд, а мечты кажутся осуществимыми.

Знаете, что самое интересное?

Мне кажется, что сегодня – мой день.

Только папы здесь нет.

Эта мысль набрасывается на меня, но я борюсь с ней.

Сегодняшний день может быть единственным идеальным. И папа не хотел бы, чтобы я потратила его впустую.

Поднимаю со стола письмо и перечитываю в десятый раз с тех пор, как оно пришло вчера.

Уважаемая мисс Риос.

После тщательного рассмотрения тренерский штаб команды по женскому футболу университета Северной Каролины в Чапел-Хилл верит, что у вас есть качества, которые мы ищем в студенте-спортсмене. Как главный тренер команды по женскому футболу в этом университете, хочу официально предложить вам раннее зачисление и возможность играть в футбол за нашу команду, которая одержала победу в 21 из 35 национальных чемпионатов NCAA.

Пожалуйста, поймите, что это зачисление зависит от вас:

выполняйте рекомендации вашего школьного тренера;

преуспевайте в академических дисциплинах;

продолжайте демонстрировать лидерство и хорошие футбольные навыки; и

следующей осенью сыграете на своей текущей позиции центрального нападающего.

Я хотела этого, сколько себя помню, но сейчас не могу в это поверить.

– Пейтон? – кричит снизу мама.

– Бегу.

Складываю письмо и засовываю в рюкзак.

Собираю темные волнистые волосы в хвостик, перевязываю резинкой и быстро смотрюсь в зеркало. Мой гардероб состоит из постоянных зауженных джинсов и брюк-карго, которые делают акцент на моих длинных ногах, многослойных топов, приталенных футболок и ботинок до лодыжек. Сегодняшний день – не исключение.

Две минуты стандартно трачу на макияж – под глаза консилер, на губы ягодный бальзам, который еще выступает в роли блеска.

Теперь остается найти мои черные ботинки до лодыжек.

– Ты опоздаешь, – кричит мама.

– Иду! – Наклоняюсь и проверяю под кроватью – пара свернутых футбольных носков, ежегодники начальной школы, бутылочка лака для ногтей, старые выпуски «Soccer 360», энергетический батончик, который теперь можно использовать в качестве молотка, и… мои ботинки.

Есть!

Вытаскиваю их за шнурки и надеваю. Папины жетоны болтаются на серебристой цепочке. Я никогда их не снимаю. Когда я настояла на том, что надену их с платьем без бретелек, выбранным для весеннего бала, мама придумала, как прикрепить их к платью изнутри, чтобы не было заметно. Я пошла бы с ними на шее в любом случае.

Выходя из комнаты, хватаю черную кожаную куртку, перекинутую через спинку стула возле двери, на которой висит плакат моего футбольного идола, Алекс Морган. Куртка принадлежала папе. Надеваю ее. Рукава достают до кончиков пальцев, кожа потрескалась, но я все равно ее люблю.

Сбегаю по ступенькам и захожу на кухню.

Мама поднимает коричневый маффин.

– Хочешь взять с собой?

– Нет, если там есть овес, орехи, сухофрукты или семечки.

Она разламывает маффин пополам, для чего требуется приложить усилия, потому что он крепкий, как кусок кекса. Раньше приготовлением еды занимался папа. Он был кубинцем и каждое утро начинал с café con leché – крепкого кубинского кофе с теплым молоком – и толстого тоста с маслом. А после его смерти я занялась готовкой, но не могла себя заставить есть завтрак, который он мне всегда готовил. Теперь мама решила научиться готовить. Маффины – ее последний эксперимент.

Роюсь в кладовке.

– А у нас есть пончики?

– Пончики – чистый сахар. Они не считаются завтраком.

Она наливает чашку кофе и дает ее мне.

Добавляю молоко и сахар.

– Тогда почему магазины, где продаются пончики, открываются в пять утра?

– Это одна из великих загадок. – Мама откусывает от маффина и морщится, когда думает, что я не смотрю. – Ты уже сказала Тесс?

– Нет.

– Удивлена, что ты столько продержалась.

– Хочу посмотреть на ее лицо, когда сообщу.

– Что насчет Рида? – спрашивает она.

Я пока не связывалась со своим парнем.

– Он работал допоздна. Наверное, еще спит. И будет веселее объявить всем лично.

Допиваю кофе и ставлю чашку в раковину.

– Я погнала.

– Аккуратнее на дороге, – говорит мама, когда я выхожу.

Закидываю рюкзак на заднее сиденье красной «Хонда HR-V» и сажусь за руль. Дорога усеяна разноцветными листьями, упавшими с дубов и кленов. Мой район всего в двадцати минутах от центра Вашингтона и в десяти от устаревших невысоких многоквартирных домов в комплексе, где живет Тесс. Но так и не скажешь.

Моя улица как будто находится в небольшом городе – над дорогой возвышаются огромные деревья, дома в стиле кейп-код [1] и маленькая библиотека на углу, которая напоминает мне розовый кукольный домик.

По дороге к Тесс стараюсь придумать, как рассказать ей про университет Северной Каролины. Но не получается. Мы обе знаем, что университеты на этой неделе разослали письма о раннем зачислении и спортивной стипендии. Если я покажусь у ее двери со сложенным листком бумаги, все станет слишком очевидно. Хотя это уже не важно. Даже если я не удивлю Тесс, она все равно поднимет шумиху из-за моей новости. Именно так поступают лучшие друзья, когда с тобой происходит что-то удивительное.