Осколки - Александра Эльданова Страница 20

— Черт… — сказала я, глядя, как на накидке расплывается пятно.

— Хочешь, уйдем?

— Нет, есть другой вариант, — я сняла испачканную вещь и поймала взгляд Топольского. Стало жарко. Очень. Чертово платье…

— Давай я отнесу в машину, — Сергей забирает у меня накидку, а я радуюсь передышке. Не буду думать, к чему меня приведут мои игры, не хочу.

И о взглядах его думать не хочу. Будь что будет! Я умирала рядом с ним. Умирала и мучительно хотела, чтоб все это не кончалось. Я совсем забыла, что такое быть женщиной, забыла, что мужчины могут нравиться, забыла, что это приятно, когда за тобой ухаживают и смотрят на тебя таким взглядом, что мурашки по спине….

— Домой очень торопишься? — спросил Сергей, когда мы вышли из театра.

— А ты нет? У тебя самолёт завтра, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься. Но очень не хочется, чтобы этот вечер кончался.

— Все хорошее имеет обыкновение заканчиваться, — пожала я плечами. Нелегко мне дается мое спокойствие.

— Жестокая, — усмехнулся Сергей, открывая передо мной дверцу машины, — но красивая.

— Все красивые — злые.

— Стереотип, — парировал Сергей, заводя мотор, — или миф, как любовь с первого взгляда.

— Ты в нее, конечно, не веришь? — спросила я.

— В симпатию, легкую влюбленность, в очарование — да. Но по-настоящему любят не обертку. Влюбляются в человека, в душу.

— А как же упаковка? Внешность?

— Это именно упаковка. Но вот только если под обложкой не увлекательный роман, а сказка для детей до трех лет — неинтересно.

— Тогда почему все ведутся на внешность, если любят душу?

— Внешность — это реклама. В толпе скорее обратишь внимание на красивую женщину. Но, опять же, если под обложкой пусто, то ничем больше интрижки это не станет. Любят не за красивые глаза, длинные ноги и хорошую фигуру. Любят человека. А внешность… когда хочу, потому что красивая — это не любовь, а страсть. А вот когда хочу, потому что моя, потому что хорошо, легко, когда все для нее — это любовь.

— Но не все же влюбляются сразу. Говорят же, что любовь можно вырастить.

— Можно, если есть фундамент, искра. Из искры можно раздуть пламя. Нельзя прожить с человеком десять лет и вдруг поверить, что ты его безумно любишь. Если так случилось, то это притирка характеров, привычка, дурость, если хочешь, но не любовь, нет.

— Ты так рассуждаешь…

— Я знаю, о чем ты спросишь, — сказал Сергей, — любил. Но очень давно, еще в юности. А может, только казалось, что любил.

— Ты ведь был женат, — не удержалась я.

— Был. Вот эта была та самая дурость — принять привычку за любовь. Как видишь, ничего хорошего не вышло. Могу я задать аналогичный вопрос?

— Можешь. Но я вряд ли на него отвечу, — честно сказала я, — тогда казалось, что люблю, а теперь я уже даже не знаю.

— Ты сплошная загадка, Саша. Но мне это нравится.

И так это было сказано… По-мужски. Не знаю, как иначе описать такие интонации. Будто он уже все решил.

* * *

Сергей.

Черт… Полумрак салона, блики фонарей и фар, обнаженные плечи, непослушный локон, падающий на шею. И что-то в ее взгляде, чего раньше не было. Что-то, что тянет и заманивает. А она словно не понимает ничего — смущается, как школьница. Самое страшное для меня то, что это не игра. Она действительно такая — нежная, хрупкая, неиспорченная, если хотите. Но я с ней рядом голову теряю.

А еще с ней невероятно хорошо. Будто мы знакомы тысячу лет и можно быть, а не казаться. Можно не думать о том, что говорить и как. Тебя все равно поймут.

Если я ее сейчас не поцелую, то буду последним дураком.

Я подал ей руку, подождал, пока девушка шагнет на асфальт и мягко притянул к себе. Она замерла, даже дышать стала реже, мне кажется. Узкая ладонь на моем плече, широко распахнутые глаза,

— Сережа, — тихо начинает девушка. Ах, как у нее звучит мое имя — мягко, нежно, волнующе.

Я не дал договорить, склонился к ней, коснулся ее губ своими, невесомо, намечая место поцелуя. Тихий вздох, девушка вздрогнула и ответила. Как-то неуверенно, неумело.

Такой коктейль из эмоций… даже дыхание перехватило и сердце замерло, как на крутом повороте. Мир схлопнулся — ничего кроме нее. Времени тоже не стало — остались только касания губ, тепло ее рук, легкий запах духов. Последний раз так я с девушками целовался в далекой юности, только тогда это было так ярко.

Александра.

Я последовала Надькиному совету — расслабилась и перестала себя накручивать. Не совсем, конечно, но частично. Да, я не проснулась другим человеком, да я, не перестала бояться и переживать, но что-то определенно изменилось. И дело не только в том, как фантастически целуется Топольский (хотя, в этом тоже, да). Самое интересное, что мне понадобился один вечер, чтоб признаться себе, что проблема даже не в том, что я ему не верю, а в том, что я хочу ему верить и не знаю, насколько у меня получится. А значит, единственный выход из этого — поговорить с Сергеем честно. Не самый приятный вариант, но по-другому, наверное, никак.

Хотя, иногда мне начинало казаться, что Сергей сам о чем-то догадывается. Взять хотя бы наш последний телефонный разговор.

— Знаешь, у меня такое чувство, что у тебя давно не было романов, — сказал Сергей и я услышала, как щелкнула зажигалка.

Я сидела на крылечке, с телефоном, и слушала такой далекий теплый голос.

— Ты прав, — смысл спорить? По мне и так понятно, что я совершенно забыла, как себя вести с мужчиной, который нравится.

— Ты разборчивая невеста? — шутливо спросил он, — Я могу гордиться, что покорил твое сердце?

— Можешь, — разрешила я, — Сережа… Мне бы поговорить с тобой серьезно.

— Мне начинать беспокоиться?

— Нет, просто… как-то все скомкано, а у меня действительно очень давно не было романов.

— Понял. Виноват. Исправлюсь. А вообще я уже в субботу утром вернусь, так что на вечер никаких планов не строи. Я буду тебя очаровывать.

— Вот так сразу?

— Не сразу. Постепенно. Тебе понравится.

— Обещаешь?

— Обещаю, моя хорошая. Ты играешь сегодня?

— Ты помнишь? — я даже удивилась.

— Конечно.

— Играю. Даже прямой эфир будет. Правда в инстаграме, увы.

— А ты хочешь по федеральному каналу?

— Боже сохрани.

— Ладно, Санечка, я не буду тебя отвлекать, позвоню еще сегодня.

— Я буду ждать.