Артур и война двух миров - Люк Бессон

Глава 1

Солнышко проснулось и неспешно пустилось в путь к зениту, апредрассветный туман стал рассеиваться и постепенно исчез, не оставив и следа,словно случайный вздох. Сад, окружающий дом Артура, как всегда, напоминает райскиекущи. Ближайший лес тоже может похвастаться красотой зеленого убранства.Деревья все как на подбор стройные, с пышной, блестящей на солнце листвой,цветы щеголяют ослепительно-яркими нарядами. Но несмотря на все великолепиеэтого восхитительного уголка, в нем царит поистине мертвая тишина. Не слышнодаже царапанья бесчисленных ног многоножки, которая, отдуваясь, целеустремленнокарабкается по древесному стволу. Даже знаменитый соловей, учитель пениякоролевской семьи, не издает ни звука. Соловей, который с самого рождения непропустил ни одного утра, чтобы не исполнить в его честь хотя бы одну песенку.

Впрочем, причины гнетущей тишины нам уже известны: вокрестностях появился Ужасный У и все живые существа, включая самых крохотных,ощущают зловещее присутствие этой мрачной личности. И все же... хрусткие звуки,словно кто-то неловко наступил на сухую ветку, дерзают нарушить гробовоебезмолвие. Кто же этот безрассудный зверь, рискнувший любопытства радивыскочить из своей норы?

Наверное, он слепой, глухой и вдобавок подхватил насморк, откоторого у него заложило нос, и он совсем ничего не чует. Кто здесь настолькоглуп, что движется с таким скрипом, словно идет не по лесу, а по рассохшемусяпаркету в доме с привидениями? Конечно же это типичный представительчеловеческой разновидности, именуемой обычно homo idioticus, а проще говоря,Арман.

­― Артур?! ― раздвигая заросли кустарника,кричит отец, полагая видимо, что сын его прячется именно там. ― Послушай,давай выходи! Папа на тебя не сердится!

И это чистая правда. Арман нисколько не сердится. Он,пожалуй, даже встревожен. Его сын неожиданно исчез прошлой ночью. Все былиуверены, что он сладко спит на заднем сиденье машины. Но, когда мальчика решилиразбудить, оказалось, что на его месте храпит пес Альфред. И с тех пор Артураникто не видел ― ни дедушка Арчибальд, ни бабулечка Маргарита, ни матьАртура, у которой после приключений на болоте стекла очков покрылись густойсеткой царапин. И теперь, даже если бы Артур появился перед самым ее носом, онабы наверняка спутала его с собакой.

― Ты выиграл, Артур, теперь можешь выходить! Смотри уменя, папа рассердится, если ты не будешь его слушаться, ― громко инарочито строго заявляет отец.

Лес по-прежнему безмолвствует. Арман начинает терятьтерпение ― то ли от усталости, то ли от нарастающего чувства тревоги.

― Если ты перестанешь прятаться и выйдешь ко мне,получишь целую коробку зефира, ― вкрадчивым голосом произносит отец,решив сменить тактику и сделать свои приказы более привлекательными. ― Итебе разрешат съесть ее всю, целиком, хотя после у тебя непременно заболитживот!

Отец говорит игривым тоном, хотя в эти минуты в лесу никтоне расположен играть. Однако чей-то аппетит, прельщенный лакомством, явно невыдержал, и кусты зашевелились. В глазах доброго папы вспыхивает надежда, алицо мгновенно расплывается в улыбке.

― Ага! Так, значит, это твой живот урчит в кустах!Это-он-хочет-получить-целую-коробку-зефира? ― обращается отец кневидимому Артуру, вероятно позабыв, что сын его давно уже вышел из тоговозраста, когда за конфету ребенок готов выполнить любое требование родителей.

Бесспорно, идея воззвать к желудку была плодотворной. Веткизаколыхались сильнее, и кто-то начал продираться сквозь густой кустарник. Этоткто-то явно очень большой, так как каждый его шаг сопровождается гулким звуком,словно навстречу вам движется каменный гигант с острова Пасхи.

Отец удивлен. Разумеется, ему кажется, что он не видел сынацелую вечность, а значит, мальчик вполне мог подрасти. Однако не настолько,чтобы носить обувь пятьдесят первого размера. Отцу становится не по себе. И внадежде, что с его дорогим чадом ничего не случилось, он заискивающим тономпродолжает призывать его:

―Так-для-какого-послушного-мальчика-папа-припас-коробочку-зефира?

Ответ следует быстро, скорее, чем его ожидали: кустыраздвигаются и из них выходит чудовище ростом два метра сорок сантиметров. ЭтоУрдалак собственной персоной.

― А коробочка зефира будет моя! ― нараспевпроизносит повелитель мрака, тем самым доказывая, что можно быть одновременно имерзавцем, и гурманом.

Инстинктивно наполнив легкие воздухом, Арман готовитсяпобить рекорд, издав самый громкий вопль, но страх его столь велик, чтоголосовые связки отказываются работать, и он лишь разевает рот и пыхтит,напоминая выброшенную на берег ошалелую рыбу. Вторая попытка завопить такжезавершается неудачей: он часто-часто разевает рот и дышит так отрывисто, что,будь на его именинном пироге всего три свечки, вряд ли он сумел бы задуть дажеих.

Урдалак подходит к Арману и с высоты своего гигантскогороста пристально его разглядывает.

Отец дрожит так сильно, что листья на соседних кустах дрожатвместе с ним. А еще у него стучат зубы, из горла вырывается шипение, и,объединившись, все эти звуки воссоздают вполне бодрый ритм, более всегонапоминающий ритм самбы.

Обладая недурным музыкальным слухом, Урдалак не можетостаться равнодушым к фиесте и начинает пританцовывать на месте. Впрочем,применительно к Урдалаку слово «слух» является не более чем метафорой, так какУжасный У наполовину уже сгнил и давно не имеет никаких ушей. Но это емунисколько не мешает, ибо он никогда не слушает, что говорят другие.

― Ну и где?.. Где этот ваш зефир? ― нетерпеливоспрашивает повелитель мрака.

Собрав в кулак все свое мужество, Арман наконец выдаетзагадочную тираду.

― Ай-яй-йя-я-а... а-яй-яй-я-я-а! ― нараспев,словно певица, исполняющая частушки, голосит он.

― Я-я? Чего ты-ты? Ты съел зефир? ― охваченныйужасным подозрением, возмущенно восклицает Урдалак.

― Ох, о-ла-ла!.. Ой, о-ла-ла! Ах, а-ла-ла! ―бормочет Арман, леденея от ужаса.

― Ну, что там еще за Аллах? Это он съел зефир? ―встревоженно вопрошает Урдалак.

― Нет! Нет! Зе... зе-зе... зекир!.. кефир!.. вампир!..лежит!.. на кухне!.. Моя... бежать... собрать... забрать... набрать... летать!― завершает свою путаную речь Арман, не трогаясь с места.

Кажется, даже Урдалак мало что понял из его речи.