Географ глобус пропил - Алексей Иванов

Это мы — опилки.

Станислав Лем

— Конечная станция Пермь-вторая! — прохрипели динамики.

Электричка уже подкатывала к вокзалу, когда в вагон вошли два дюжих контролера — один с ближнего конца, другой с дальнего, чтобы отсечь пути к бегству. Пассажиры заволновались, а небритый, помятый молодой человек, сидевший у окна, даже не оглянулся.

— Ваш билет, ваш билет, — однообразно повторяли контролеры, оборачиваясь то направо, то налево и медленно двигаясь к точке рандеву посреди вагона.

За окном плыли багажные перроны, составы на запасных путях, семафоры, будки, штабеля шпал. Сверху мелькали решетчатые конструкции каких-то перекрытий. Молодой человек разглядывал все это очень внимательно и никак не реагировал на то, что процесс разделения пассажиров на агнцев и козлищ скоро зацепит и его. Многочисленные агнцы сидели тихо и горделиво, с затаенным достоинством, а немногие козлища, краснея, доставали кошельки платить штраф или же, поднятые с мест, скандалили, увлекаемые на расправу.

— Ваши билеты, — сказал контролер, останавливаясь напротив отсека, где сидел безучастный молодой человек.

Две бабки, помещавшиеся напротив него, суетливо протянули свои билеты, давно уже приготовленные и влажные от вспотевших пальцев. Контролер глянул на билетики и злобно укусил каждый из них маленькой никелированной машинкой. Девушка, сидевшая рядом с молодым человеком, не глядя подала свой билет, и контролер с ревнивой въедливостью прокусил и его. Молодой человек по-прежнему смотрел в окно.

— Ваш билетик, молодой человек, — сказал контролер, нервно пощелкивая никелированными челюстями.

Молодой человек даже не оглянулся.

— Эй, парень! — переставая щелкать, окликнул контролер.

Обе бабки с ужасом уставились на гордого безбилетника.

— Парень, не слышишь, да? — с угрозой спросил контролер.

Два пленных козлища за спиной контролера злорадно взирали на молодого человека, не отрывавшегося от созерцания товарных вагонов на дальнем пути. Над этими вагонами мирно покачивались ветви тополей, уже слегка тронутые желтизной.

Контролер протянул руку и постучал своей кусательной машинкой по плечу молодого человека. Тот быстро обернулся и непонимающим взглядом обвел раскрывших рты бабок, свирепеющего контролера, взволнованных козлищ.

— Билет есть? — прорычал контролер.

Молодой человек тревожно поглядел на его губы, потом на девушку, которая вздрогнула, соприкоснувшись с ним взглядом. Затем молодой человек вытащил из карманов руки и сделал несколько быстрых, плавно переливающихся один в другой жестов перед своим лицом, коснувшись пальцем края рта и мочки уха. Еще раз оглядев ошеломленных зрителей, молодой человек вежливо кивнул и отвернулся обратно к окну.

— Чего он?.. — растерянно спросило одно из козлищ.

— Глухонемой, — шепотом с уважением сказала бабка, сидевшая от глухонемого подальше.

Девушка напряглась, будто рядом с ней был не глухонемой, а вовсе покойник.

Контролер не знал, что делать. К нему подошел напарник, сгуртовав две кучи козлищ в одну.

— Все? — спросил он.

— Ну, — кивнул первый. — Только вон этот глухонемой.

— И что? Без билета, что ли?

— Да как ты у него узнаешь?..

— А плюнь ты на него, — посоветовал напарник и громко распорядился: — Ну-с, господа безбилетники, пройдемте на выход.

Электричка затормозила, динамик невнятно загнусавил.

Пассажиры облегченно зашевелились, поднимаясь с мест. В тамбуре зашипели разъезжающиеся двери. Одна из бабок ласково потрогала глухонемого за колено и, странно помахав рукой, громко сказала, участливо улыбаясь:

— Приехали!..

Глухонемой кивнул и встал.

На привокзальной площади было людно и тесно: громоздились автобусы, толклись у ларьков очереди, возле пригородных касс клубились дачники, навязчивые таксисты бодро кричали каждому второму: «Куда ехать?», одинокий певец надтреснутым голосом уверял спешащую публику в том, что не такой уж и горький он пропойца. Утреннее небо над вокзалом поднималось хрустальной призмой — пустое и бледное, как экран только что выключенного телевизора.

Глухонемой посмотрел на вокзальные часы, зябко поежился и пошагал к ближайшему киоску. Вытягивая шею с небритым горлом, он через чужие плечи что-то высмотрел на витрине, достал из кармана смятую купюру и протиснулся к окошку.

— Бутылку пива, и откройте сразу, — хрипло сказал он.

Дымя сигаретой и бренча в кармане спичечным коробком, бывший глухонемой, он же Виктор Служкин, теперь уже побритый и прилично одетый, шагал по микрорайону Новые Речники к ближайшей школе. Над ним в вышине то и дело вспыхивали окна многоэтажек, отчего казалось, что солнечный шар покрыт щербатинами мелких сколов. Из какого-то двора доносились гулкие выстрелы выбиваемого ковра.

Школа высилась посреди зеленого пустыря, охваченного по периметру забором. За спиной у нее лежала асфальтированная спортплощадка, рядом с которой торчали одиночные корабельные сосны, чудом уцелевшие при застройке нового микрорайона. Справа от входа громоздилась теплица — ржавое скелетообразное сооружение без единого стекла. Широко раскрытые окна школы тоскующе глядели в небо, будто школа посылала кому-то молитву об избавлении от крестных мук предстоящего учебного года. Во дворе сновали ученики: скребли газоны редкозубыми граблями, подметали асфальт, таскали в теплицу носилки с мусором. За дальним углом курили старшеклассники, в каком-то кабинете играла музыка, на крыльце орали друг на друга мелкие двоечники, которые вытаскивали сломанную парту и застряли с нею в дверях.

В свежепокрашенном вестибюле Служкин спросил у уборщицы имя-отчество директора, отыскал директорские покои на втором этаже, постучался и вошел. Директор был высоким, грузным, лысеющим мужчиной в золотых очках. Он помещался за широким столом, а напротив него, разложив бумаги, сидела красивая полная женщина.

— Я по поводу работы, — пояснил Служкин. — Вам учителя не нужны?

— М-м?.. — удивился директор и кивнул на стул. — Присаживайтесь…

Служкин с достоинством уселся у стены. Женщина, с которой беседовал директор, оказалась обращенной к Служкину спиной, и это вызвало у нее видимое даже по спине раздражение. Однако развернуться в менее тициановский ракурс она не пожелала, а для Служкина другого места в кабинете не имелось.

— И какой предмет вы можете вести? — спросил директор.

— Ботанику, зоологию, анатомию, общую биологию, органическую химию, — не торопясь перечислил Служкин.