Франция. По следу Сезанна - Питер Мейл

Посвящается Эрнесту

Секретарша в строгом черно-бежевом костюме идеально гармонировала со сдержанным, минималистским шиком приемной. Ухоженная и царственно равнодушная, она мурлыкала что-то в телефонную трубку и совершенно игнорировала стоящего перед ней слегка взъерошенного молодого человека. Лишь в тот момент, когда он дерзнул поставить свою изрядно поцарапанную кожаную сумку на полированный стол из белого клена, на идеально гладком лбу барышни обозначилась поверхностная морщинка — свидетельство неудовольствия. Она отложила трубку, неторопливо заложила за ухо гладкую светлую прядь, вернула в розовую мочку золотую сережку, снятую, дабы не мешать разговору, и вопросительно приподняла идеально выщипанные брови. Молодой человек улыбнулся:

— Доброе утро. У меня назначена встреча с Камиллой.

Брови не спешили опускаться. — Ваше имя?

— Андре Келли. Вы новенькая?

Не удостоив его ответом, секретарша вновь сняла сережку и подняла трубку. Андре всегда занимал вопрос, где Камилла находит такие экземпляры. Они редко задерживались в приемной дольше чем на пару месяцев, но на смену каждой тотчас являлся столь же безупречный клон — декоративный, надменный и не слишком приветливый. И куда они деваются, после того как их увольняют? В отдел косметики универмага «Барнис»? В приемную шикарного похоронного бюро? Или их одну за другой уносят отсюда на крыльях любви многочисленные приятели Камиллы, принадлежащие по большей части к низшим слоям высшего европейского общества?

— У нее важная встреча. — Легкий взмах пальчика в направлении самого дальнего угла приемной. — Можете подождать там.

Андре поднял со стола сумку и еще раз улыбнулся:

— Вы прямо родились такой надутой или пришлось ходить на специальные курсы?

Его сарказм пропал втуне. Телефонная трубка снова скрылась под гладким каре, и мурлыкание возобновилось. Андре уселся на стул и приготовился к долгому ожиданию.

Камилла славилась — и вполне заслуженно — своей вопиющей непунктуальностью, привычкой назначать две встречи на одно время и умением из ничего создавать поводы для демонстрации своего немалого веса как в профессиональных, так и светских кругах. Это она совершила революцию в практике бизнес-ланчей, когда умудрилась на один день заказать два столика в «Ройялтоне» и потом полтора часа ловко курсировала между ними — листик рукколы тут, глоточек «Эвиан» там, — одновременно занимая беседой важного рекламодателя и многообещающего южноамериканского архитектора. Ни один из них в результате не почувствовал себя оскорбленным, репутация Камиллы от этого только выиграла, и с тех пор она время от времени уже намеренно включала «ланч на два столика» в свой корпоративно-светский репертуар.

Разумеется, в конечном счете подобные номера сходили Камилле с рук только потому, что она добилась настоящего успеха, а за успех в Нью-Йорке прощают грехи и пострашнее. Она сумела спасти стареющий журнал от неминуемой смерти, вдохнула в него новую жизнь, изменила название, отправила на пенсию престарелых авторов, придумала открывающее каждый номер «Письмо редактора» — остроумное и вместе с тем социально-мотивированное, в корне изменила его обложку, печать, оформление, а заодно уж и приемную с секретаршами. Тираж увеличился в три раза, число рекламных объявлений уверенно росло, а на владельцев, еще не сумевших заработать на журнале деньги, уже падал отблеск его новой славы. Вот потому-то Камилла Джеймсон Портер была права даже тогда, когда ошибалась.

Быстрым ростом своей популярности журнал был обязан не столько косметическому ремонту, впрочем, весьма удачному, сколько более глубокой причине — особой редакторской философии, личному изобретению Камиллы.

Философия эта создавалась не в один день. В юности Камилла, амбициозная, но малоизвестная журналистка, работая в отделе С&С (Слухи и Сплетни) лондонского таблоида, умудрилась заполучить себе богатого и светского мужа — высокого, темноволосого и взбалмошного Джереми Джеймсона Портера. Вместе с мужем она приобрела новое имя (звучавшее гораздо шикарнее, чем ее собственное — Камилла Бут) и множество друзей в высшем обществе, с которыми она сошлась легко и быстро. К несчастью, с одним из них она сошлась даже чересчур близко, за чем ее и застукал супруг. Кончилось все разводом, но к этому времени Камилла уже успела усвоить урок, вскоре сослуживший ей хорошую службу в Нью-Йорке.

Урок был очень прост. Богачи любят приобретать и, за очень немногими исключениями, обожают, чтобы об их приобретениях становилось известно окружающим. В самом деле, какой смысл жить лучше других, если эти другие тебе не завидуют, и что за удовольствие владеть чем-нибудь ценным и редким, если об этом никто не знает?

Вновь превратившись в одинокую женщину, вынужденную зарабатывать себе на жизнь, Камилла неоднократно мысленно возвращалась к этой довольно очевидной истине, пока наконец некий катализатор не помог ей превратить абстрактную идею в фундамент для карьеры.

Как-то в приемной у дантиста внимание Камиллы привлекла фотография на обложке знаменитого своей желтизной глянцевого журнала. На ней был изображен аристократ и известный коллекционер живописи с новой женой на фоне своего нового Тициана. С какой стати, размышляла Камилла, эта более чем благополучная пара согласилась позировать для такого издания? Ответ на этот вопрос нашелся в статье, сопровождающей фотографию. С восторженным придыханием в ней рассказывалось о прославленном коллекционере, его молодой, наполовину силиконовой жене и об их увешанном шедеврами любовном гнездышке, из окон которого открывался бесподобный вид на озеро Комо. Весь этот поток бесстыдной лести иллюстрировался несколькими фотографиями интерьеров — умело снятых и искусно подсвеченных. Каждое слово и каждый кадр неопровержимо свидетельствовали о том, что эта прелестная пара ведет прелестную жизнь в прелестнейшем из домов. Для доказательства этого редактор не пожалел шести полос.

Камилла быстро пролистала остальные страницы, содержащие иллюстрированную хронику жизни высшего общества: благотворительные балы, презентации новых ароматов, открытия галерей и прочие легковесные поводы, дающие небольшой группе людей возможность постоянно сталкиваться друг с другом то в Париже — quelle surprise! — то в Лондоне, то в Женеве, то в Риме. Страница за страницей плоских заголовков, улыбающихся лиц и надуманных сенсаций. Тем не менее, уходя от дантиста, Камилла прихватила журнал с собой и дома еще долго размышляла над фотографией на обложке и статьей. Идея начала обретать плоть.

Для достижения успеха необходима не только концепция и целеустремленность, но и малая толика удачи. К Камилле она явилась в виде звонка из Нью-Йорка. Приятель журналист поведал ей, что все медиасообщество Манхэттена взбудоражено новостью о намерении братьев Гарабедян заняться издательским бизнесом. Недавно братья, уже сколотившие несколько состояний на домах для престарелых, перекупке векселей и утилизации мусора, приобрели группу компаний, в которую входили и небольшой издательский дом, одна газета, публикуемая на Лонг-Айленде, и несколько специализированных журналов в разной степени обветшалости и разложения. Ходили слухи, что вся группа была куплена ради ее главного актива — большого здания на Мадисон-авеню, но тем не менее пару печатных органов Гарабедян-младший намеревался сохранить и, по его выражению, «взбодрить». Одним из намеченных к «взбадриванию» изданий стал выходящий раз в квартал «Дизайн интерьеров».