Золото Иссык-Куля - Виктор Кадыров

Как я взялся за перо

В 2003 году мне пришла в голову идея выпускать серию киргизских сказок на русском языке. Сменилось не одно подрастающее поколение, а в Кыргызстане никто не торопился издавать детскую художественную литературу. А как можно воспитывать детей, если не читать им сказок? «В сказке ложь, да в ней намек – добрым молодцам урок». Да и русскоязычное население вряд ли знакомо с киргизским фольклором.

Издавать я хотел книги на мировом уровне, с хорошими красочными иллюстрациями, первоклассной полиграфией – настоящий подарок для детей.

В качестве первоисточника я взял сборник киргизских сказок, вышедший в 1966 году. Прочитав сказки, я обнаружил, что хочу слегка «подправить» их. Ненужные обороты, повторы, не очень литературный язык фольклорных сказок бросались в глаза. Я понимал, что они записаны со слов рассказчиков и в слово в слово повторяют его незатейливый рассказ. Иногда в тексте ощущались «пустоты» – откуда–то возникали отдельные герои или они куда–то пропадали, оставляя у читателя немые вопросы. Я почувствовал, что в таком виде сказки публиковать нельзя. Надо было их доработать литературно. Что делать? Где искать писателя, который бы понял мои проблемы? Я долго думал, потом решил сам «исправить» то, что мне не нравилось. Сам себе я говорил: «Я ничего не придумываю, я лишь восстанавливаю первоначальный текст. Может быть, рассказчик что–то забыл, и в его рассказе нарушилась логика, но в его сказке остались следы, намеки на первоначальный текст. Их надо отыскать и выстроить логически». Я попытался, а убрать все ненужное в стилистике помогли редакторы русского языка.

Книга выходила за книгой, и все больше я вторгался в повествование. Притчи об Алдаре–Косе, прототипом которого является Ходжа Насреддин, я облек в форму небольшой повести, в которой караванщики рассказывают друг другу истории о великом обманщике, сидя вокруг костра в караван–сарае. Я хотел показать каким образом притчи о Ходже могли появиться у нас в Центральной Азии.

Наступил черед киргизских эпосов. Киргизское устное народное творчество создало массу обширных поэтических произведений, с которыми незнакомо не только русское население нашей республики, но, частью, и киргизское. Мне хотелось приблизить героев эпосов к читателям. Герои произведений живут, когда о них пишутся стихи, прозаические произведения, сказки, создаются фильмы, мультфильмы для детей. Я мечтал, что герои киргизских эпосов начнут жить новой жизнью.

Первым моим опытом был «Эр–Тёштюк». Я познакомился с вариантом, который рассказывал знаменитый манасчи Каралаев, прочитал вариант, записанный академиком Радловым в 19 веке от неизвестного сказителя, изучил казахскую сказку «Эр–Тостик», узнал, что существует еще один вариант у хакасов «Йиртюшлюк». Оказалось, что это один из самых древних тюрских эпосов, возникший еще до появления киргизского народа. Я долго ходил, «переваривая» полученную информацию. И вдруг мой герой ожил. Он начал сам творить свою историю, ее следы «читались» то в одном варианте, то в другом. Когда я закончил повесть, то дал прочитать маме. «Я плакала в конце книги» – сообщила она мне, возвращая «Эр Тёштюка». Я понял – мой герой может волновать людей.

Но я не помышлял о том, чтобы писать прозу. Иногда приходилось создавать целые главы, придумывать новых героев, но в основном, повести–сказки писались по мотивам существующих эпосов, объединяя различные версии и варианты.

Как–то под Новый год мне позвонил редактор газеты «Слово Кыргызстана» Вилор Ахмедович Акчурин, с которым я познакомился благодаря Сергею Дудашвили. Акчурин попросил меня написать небольшую заметку в газету – в ней делают опрос людей, что интересного было у кого в уходящем году. Я попробовал отказаться, ведь я же не писатель, но Вилор Ахмедович настаивал: какая–то особенная книга, встреча, всего–то полстранички. Скрипя сердцем, я согласился.

Сев перед чистым листом – на самом деле это был чистый лист на мониторе компьютера – я задумался, что же тронуло меня в улетающем навсегда году. На меня нахлынули воспоминания о книжной ярмарке в Москве, о встречах на ней с нашими бывшими соотечественниками, уехавшими на ПМЖ в Россию, людьми, когда–то отдыхавшими на Иссык–Куле. Вспомнился один дед в застиранной старой гимнастерке, который строил высокогорный тоннель через Тёё–Ашу. Все тепло вспоминали Киргизию и сожалели о минувшей поре. Рассказ получился грустный и на полторы страницы.

Акчурин, увидев объем моего опуса, замахал руками: «Я же просил не больше полстранички!» Потом, прочитав, сказал: «Знаешь, старик, придется все полностью давать, ничего нельзя сократить».

Вновь взяться за перо заставил меня опять Вилор Ахмедович ровно через год и опять по такому же поводу. Как я не старался уложиться в полстраницы, но мои герои не желали втискиваться в установленные рамки, и рассказ получился еще более объемным, чем в первый раз. И опять Акчурин напечатал его полностью. Это был рассказ «Забыть Окуджаву», которым открывалась моя первая книга прозы «Коровы пустыни».

Тогда же перед Новым годом я решил сделать подарок чете Дудашвили и написал короткий рассказик «Ошибка со львами», который хотел подарить им. Но в новогодней суете я забыл о распечатанных листах и они остались лежать на моем рабочем столе. Спустя пару месяцев мою работу прервал чей–то громкий смех. Оказывается, кто–то обнаружил рукопись «Ошибки со львами», случайно прочитал ее и теперь громогласно смеялся над приключениями моих героев. Когда третий или четвертый человек, прочитав рассказ, спрашивал меня, а что еще я написал, я задумался и на свет появился следующий рассказ «Коровы пустыни».

И тут, словно я поднял крышку ящика Пандоры, рассказы посыпались из моей головы, тесня друг друга. Герои стучались внутри меня, прося выпустить их на свободу. Погибшие Эля Мамутова и Гена Басимов с укором молча смотрели на меня. «Мы жили, ты не должен забывать нас. Мы должны остаться в памяти людей» – говорили мне их взгляды. Так же пристально и так же молча смотрел на меня Саша Губаев.

Один за другим открывались потайные ящички моей памяти, и очередной герой выпрыгивал из каждого, наподобие черта из коробки с секретом: «А вот и я!», требуя поведать его историю.

И вот наступил момент, когда внутри меня стихло – был открыт последний ящик. Мои герои вырвались из тесных оков моей памяти. Я вздохнул с облегчением, теперь я могу жить спокойно. Все, что меня мучило, вылилось на бумагу.

Процесс создания рассказа был притягателен и приносил наслаждение. В моем воображении возникал новый мир, в котором жили своей жизнью мои персонажи. Да процесс написания рассказов был приятен, но, возникнув, они жили уже своей жизнью. Напечатанная книга ушла к людям и до меня доносились лишь отголоски ее похождений.

Каждый человек может написать одну книгу – историю своей жизни и она будет уникальна и интересна. С другой стороны в моей голове крутилось одно изречение: «Если можешь не писать – не пиши!» и я сказал себе, что не буду больше утомлять людей своими произведениями. Я не писатель и я боюсь стать графоманом. Я понимаю, какая огромная пропасть пролегла между мной и истинным «художником слова». Но прошло полгода и вновь внутри меня застучали новые герои и открылись новые ящички. Оказывается, у этого шкафа был еще один ряд!