Мадам - Антоний Либера

Безжалостная пунктуальность (предисловие)

«Мадам» Антони Либеры пользуется бесспорным успехом на книжном рынке. Роман одержал победу на конкурсе издательства «Знак», первый тираж разошелся за несколько месяцев, критики приняли роман в основном благожелательно, а некоторые даже с энтузиазмом.

Указать причины такого успеха несложно. Композиция романа достаточно удачна, чтобы заинтересовать как ученых литературоведов, так и широкий круг читателей. Первым предлагается рафинированная игра с текстом — богатый выбор литературных аналогий; неожиданные повороты в стиле повествования; язык, изысканная идиоматичность которого преподносится в кавычках иронии; наконец, сложная композиционная организация текста, похожая на композицию музыкального произведения, где однажды использованные темы и мотивы повторяются вновь и вновь, сплетая паутину взаимозависимостей и многоярусных смысловых нитей. Однако все эти литературные игры и забавы всего лишь авторское меню, которым можно воспользоваться или нет — по собственной воле. Обычный потребитель литературы, заинтересованный прежде всего в последовательности сюжетных коллизий, может указанную сторону романа просто игнорировать, полностью погрузившись в увлекательный сюжет. За развитием фабулы читатель следит, буквально затаив дыхание: отчасти она напоминает классический роман, отчасти — современный детектив. Но более всего сюжет служит для анализа проблемы, которая непосредственно, лично и болезненно касается значительной части взрослого населения Польши.

Я имею в виду тех, кто часть жизни прожили в ПНР и у кого не было и сейчас нет иллюзий относительно природы той реальности — бесправной и насильственно навязанной. Им близки вопросы, мучившие героя «Мадам»: в какой мере удастся сохранить смысл и достоинство собственной жизни, если ее нить вплетена в основу деградировавшей, позорной и преступной эпохи? Если пришлось жить в мире, согласиться с подлыми законами которого невозможно, а подчиняться им необходимо?

Героем (и повествователем) «Мадам» является — что, впрочем, выясняется только на последних страницах романа — 35-летний писатель, который в мрачный период после объявления военного положения (1982–1983 годы) написал роман, основанный на переживаниях и опыте собственной юности. Он детально воссоздал в книге события 1966–1967 годов, когда учился в последних классах варшавской гимназии, а в заключительных главах описал события следующих пяти лет, когда уже был студентом Варшавского университета.

И вот, как признается герой книги, одной из самых серьезных проблем его юности стала глубокая неприязнь к реальности, в которой он оказался, начав сознательную жизнь. Речь здесь не шла о каком-то стереотипном, юношеском бунте против авторитетов, родителей или учителей. Его разочарование, ощущение обмана, его неприятие распространялись на значительно более глубокие пласты действительности, которая по сути своей казалась ему пустой, бесцветной и отталкивающей. В этом убеждении укрепили его, прежде всего, взрослые, с презрением относившиеся к современной эпохе и противопоставлявшие ее убожеству великолепие прежних времен. «Да, раньше были времена!» — так называется первая глава, выделившая, как рефрен, фразу, которую герой слышит на каждом шагу.

Его личный опыт лишь подтверждает ее истинность. Он, разумеется, не может проверить правильность хвалебной оценки прошлого, но настоящее предоставляет слишком много доказательств, что окружающая его действительность заслуживает скорее презрения, чем одобрения. Следует добавить, что герой воспитывается среди интеллигентов «довоенной формации», для кого обязательными элементами образования остаются традиционные образцы (уроки французского и игры на фортепиано, чтение классической литературы), в то же время осознанно или невольно они заражают его собственными сомнениями в «передовом строе»: дома постоянно слушают с трудом пробивающийся сквозь вой «глушилок» голос «Свободной Европы»; друг семьи, Константи Монтень, объясняет юноше те события современной истории, которые в искаженном свете подаются в школьных учебниках. Разумеется, такого рода воспитание еще более укрепляет героя в критическом отношении к окружающему.

Убедившись, что этот мир противоречит его представлениям, герой книги решает его изменить, — конечно, в доступных ему масштабах, что на практике означает школьный микрокосм. Он пытается развеять скуку и обыденность школьной повседневности, основав для начала джаз-ансамбль. Это, однако, заканчивается позорным поражением. Вместо ошеломляющих «jam sessions», о которых он мечтает, упиваясь легендой о «свингующих пятидесятых», — ему приходится выступать в концерте, завершающем жалкий фестиваль школьных хоров. Правда, это выступление принесло ему некоторый успех, школьная молодежь приветствует его аплодисментами, но после этого за нарушение дисциплины ансамбль распущен. Герой решается на следующую попытку: с огромным трудом ему со школьными товарищами удается подготовить театральный спектакль. Но и здесь его ожидает разочарование. Он, правда, одерживает победу на Конкурсе любительских театров, но это воистину Пиррова победа: церемония награждения происходит в обшарпанном зрительном зале Городского дома культуры перед «организованным» зрителем (солдаты и пенсионеры), а в награду он получает часы марки «Рухля», примитивное изделие социалистической промышленности, ставшее символом дурного вкуса и объектом шуток и анекдотов. После такого столкновения с грубой реальностью 60-х годов у мечтателя с легко ранимой артистической душой совсем опускаются руки. Юноша уже не верит, что ему удастся оградить свою жизнь от банальности и серости, которые он видит вокруг себя.

Поэтому третью попытку он предпринимает не по здравому размышлению, а под наплывом неодолимых эмоций: в выпускном классе он влюбляется в 32-летнюю преподавательницу французского языка — одновременно директора этого лицея. Впрочем, его выбор нельзя назвать случайным. Мадам кажется пришельцем из другого мира, отличного от того, который герой отвергает, — она воплощает в себе не «лучшее прошлое», где раньше юноша искал образцы для подражания, а «лучшую цивилизацию» — цивилизацию Запада. Она одета в элегантные, «западные» платья, благоухает «Шанель», безукоризненные манеры, блестящий ум и юмор, отточенный на оселке французской культуры. Влюбленный мечтатель понимает, что — хотя бы из-за разницы в возрасте — его любовь почти безнадежна, поэтому он начинает двусмысленную игру, чтобы воплотить свои чувства в символической форме, точнее — в словах, «которые менялись бы значениями и обретали силу, превращаясь в нечто большее, чем просто средство общения, становясь определенного рода фактами». Иначе говоря — и несколько упрощая, — речь идет о такой своеобразной близости с Мадам, что позволила бы выразить, пробудить и удовлетворить эмоции на вербальном уровне.

Чтобы в этой рискованной игре несколько укрепить свои позиции, герой пытается собрать как можно больше информации о жизни Мадам. Это частное расследование приносит совершенно неожиданные результаты, которые, однако, лишь укрепляют его в принятом решении. С одной стороны, герой узнает больше об омерзительной природе окружающей его действительности и о ее преступном прошлом, с другой — убеждается, что Мадам по сути своей принадлежит к другому миру: ведь она воспитывалась во Франции, а в коммунистическую Польшу попала вопреки собственному желанию и делает все возможное, чтобы отсюда выбраться.