Женские праздники - Сергей Таск

ЖЕНСКИЕ ПРАЗДНИКИ А на Петровке было бы дешевле

Решение жениться у людей, как вы да я, вызревает долго. Это как купить столовый сервиз: чтобы стоил пятьсот, а выглядел на пять тысяч. Главное соусник, то бишь невеста, но ведь там, прости господи, набирается предметов на шесть персон, если не на все двенадцать, и в каждом какой-нибудь дефект и даже прямое оскорбление для чувствительного сердца.

А вот Женьшень, дачный мой сосед, обязанный своим прозвищем полукитайскому происхождению, женился в одночасье. Все решил случай. Он переодевался в доме, чтобы совершить с гостями так называемый большой гипертонический круг (весенняя жижица, первые байдарки на быстрой воде), когда в комнату заглянула приблудная девятиклассница с бессмысленным выражением красивых серых глаз. Застав хозяина без штанов, она стала перед ним на колени, как перед иконой, и совершила ритуал, вследствие чего Женьшень, старше ее вдвое и, между прочим, консультант по юридическим вопросам, воспарил духом и телом, а его судьба устроилась на ближайшие десять лет. Насколько я мог понять из его рассказа, он был покорен эдемской простотой отроковицы – она так истово целовала свое новое распятие, что не слыхала ни веселой перебранки на террасе, ни тонких всхлипов чайника из кухни. Кончив дело, она облизнула по-детски припухшие губы и, тряхнув перед зеркалом мелкой рыжей стружкой, произнесла задумчиво: «А на Петровке было бы дешевле».

Что было бы дешевле на Петровке, так и осталось не проясненным, зато о некоторых обстоятельствах накануне исторического события, которое, как известно, бывает раз в жизни (все предшествующие не в счет), можно говорить более или менее определенно. Но прежде несколько слов о моем приятеле. В нем причудливо соединялись два равно сильных свойства – чувство социальной справедливости и махровый мужской эгоизм. По гороскопу он был Овен, знак огня, к тому же еще и Дракон, так что страсти там пылали нешуточные. Он сопел во сне от обиды, когда какой-то хам оттирал его, честного и неподкупного, от прилавка, а наяву с большевистским «я стоял!» протискивался вперед, гордый Данко с пылающим чеком в высоко поднятой руке, и расступалась толпа перед пророком. В день получки он бывал щедрым к нищим и калекам, но с таксистами дрался насмерть из-за лишнего рубля. Многие еще помнят, как во время оно блестящий, отнюдь не геройского вида студент подписал некую хартию, за что был с треском выгнан (позже восстановлен) из университета, но мало кто знает, что эта благородная душа выставила на улицу первую жену, когда та приладила ему рога с продавцом мясного отдела. Одним словом, Женьшень был большой путаник. Судите сами.

Шли свадебные приготовления, невеста, завалив половину экзаменов, отдалась более приятным заботам, люди в штатском отлавливали в магазинах и парикмахерских нарушителей трудовой дисциплины, во дворах ребятня жгла тополиный пух, и треск веток при въезде в Серебряный бор под оленьим напором троллейбуса № 21, рвущегося из потного города к берегам Москвы-реки, заставлял пассажиров инстинктивно пригибать головы. Для Женьшеня это было поистине горячее время: в сжатые сроки ему предстояло разобраться с тремя женщинами, чтобы с чистой совестью протянуть руку четвертой. Его романы, в разной стадии развития, ставили перед ним различные, но в чем-то схожие задачи: самолюбие требовало форсированной победы, благоразумие – уклонения от эндшпильных осложнений. Положение усугублялось тем, что при виде женских слез у него заклинивало нижнюю челюсть. Вместо того чтобы с гордо поднятыми тремя головами пуститься в свободный полет, этот змей горыныч поджимал хвост, заранее сдаваясь на милость коварной жертвы. Из боя он выходил с потерями, заметными невооруженному глазу.

В этом смысле самых серьезных неприятностей он был вправе ожидать от продавщицы из Академкниги, чья миловидность так и не была отмечена князем Юрием Долгоруким, упрямо скачущим в Моссовет с секретной депешей. Светлана (ночью – Светлячок) придерживала для разборчивого клиента редкие издания, а тот в свою очередь оказывал ей разные мелкие услуги. У Светланы в доме из двух ячеек (ребенок, муж) одна временно пустовала. Жила она в Подмосковье, куда в двух тягловых сумках с упорством тяжеловоза пыталась перетаскать все, чем тогда была богата столица. Женьшень раз в две недели, не чаще, чтобы не показаться назойливым, предлагал посильную помощь – до электрички. Шутил: сегодня Сергеев перевешивает Ценского. Светлана хмыкала в варежку. Она была, как выработавшаяся лошадь, пугающе худа, но умело скрывала это под самовязаными свитерами и свободной длинной юбкой. Нравилась ли она Женьшеню? Скажем так: книги нравились ему больше. Но однажды, сумки ли оказались тяжелее, дорога ли глаже, проводил он Светика до самого порога. Дальше – по канону: водочка с мороза и ночь с бабой. Для истории отметим: Женьшень предпринял отчаянный шаг супротив природы; распрощавшись у подъезда, он решительно повернул назад к станции – хвать, нет ключей от квартиры! Не в сугробе же ночевать! Отогрелся у Светлячка и даже синяков от выпиравших косточек не осталось. Одно плохо, все молча, из-за ребенка, как в немом кино. Ранней электричкой Женьшень возвращался в Москву, накормленный, выглаженный, – а как же, сделал общественно полезное дело. Под стук колес сами сочинялись стихи:

Опалиха, Павшино, Тушино, Стрешнево,

горят облетевшие листья в бороздах.

Как вальс, на три счета, ритм поезда здешнего,

и, как одиночество, призрачен воздух.

Про горящие осенние листья приврал для красоты слога, а что до одиночества… после любовного приключения это как малосольный огурец после варенья. Сладко ныло в паху, и тело, вдруг утратив центр тяжести, заваливалось на сторону. Нет, хорошая девка, домовитая, нетребовательная. И в постели не квелая. Хотя посопротивлялась, не без этого. Опять же, маленькая дочка рядом, соседей не позовешь. Как все складно вышло. И ключи нашлись, ага. За подкладку завалились! Приятно додремывать в пустом вагоне, зная, что показал себя молодцом, где таской, а где лаской, сифон прочистил, прокладочки сменил, распишитесь. Был у него такой тайный критерий – «Адамов тест». При свете дня, в шеломе да в доспехах, и аника-воин, а ты сыми с себя все до петушьей синевы, тогда дадим тебе настоящую цену. Ибо непригляден человек в наготе своей, и звероподобен весьма. По-ба-бам. По-ба-бам. Веселая электричка! Женьшень во сне раззявил рот. «Хорошо бы поближе к работе перебраться». Что такое? Засемафорил светлячок впотьмах. Это она о переезде! Ну да, а он ей пообещал зайти в обменное бюро, навести справки. Вот это зря. Переберется в город, потом захочет съехаться. Стоп. Кажется, она его про холостяцкую квартиру расспрашивала? Зондировала! Точно! Женьшень заморгал ресницами, уставясь на свое грязное отражение. Книгоноша хренов. Всё. Рубить концы. Прощай, князь.

Решение было принято, после чего их жизнь втроем потекла сама собой. Он отводил Женечку в детсад, Светлана-то уезжала ни свет ни заря, а его консультации могли и подождать. Обмен затянулся, но тут было важно не торопиться, найти что-то приличное и к нему поближе. А пока суд да дело, он купил, – вот и не угадали, не детскую кроватку, нашли дурака! – ни к чему не обязывающий матрас, компактненький такой, тюзовский, чтобы Женечке было где переночевать, когда они с мамой задерживались в городе. Потом это как-то незаметно вошло в правило: Светлана готовила в его берлоге вкусный завтрак, и они все ехали в зоопарк или еще куда-нибудь, в магазинах приценивались к женскому белью, тут требовался искушенный мужской взгляд, обедали в недорогих кафешках, заглядывали к его друзьям, чтобы, как говорила Светик, он не засахарился в женской компании. Все это было бы приятно и необременительно, если бы не накладывалось на побочный роман.