Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия - Пьер Бетанкур

Предисловие к французскому изданию

Написанные между 1969 и 1984 годами десять составляющих «Естественную историю воображаемого» путешествий наконец-то, как и было обещано Пьеру Бетанкуру, собраны в одном томе, ровно через год, день в день, после его отбытия без пера и бумаги в последнее большое Путешествие. Позади он оставил огромное наследие, и этот цикл составляет в нем драгоценную сердцевину, которую надлежит осмыслить и… просмаковать.

Пьер Бетанкур долго лелеял идею, что между Свифтом и Мишо существует и третий путь исследования, способный прояснить и обогатить наше скудное существование земных млекопитающих. Таков был исток этого цикла путешествий, начатого в 1969 году. Несомненно, сему вольному уму было слишком тесно в телесной оболочке, и, не желая в ней прозябать, он взял на себя счастливую роль Создателя: перебирая наши мифы и верования, он дерзко устроил презабавный кавардак в шкафу досужих энтомологов и принялся изобретать любопытнейших тварей, способных, зависнув между фауной и флорой, обогатить нашу собственную естественную историю идеальным материалом, дабы нарушить наши убеждения, похерить границы и начисто выбелить страницу прописных истин. Поэзия, жестокость, воображение, сочность, юмор, ощущение абсурда — перечню несть конца. Никогда не упускающий случая пообщаться с этими своеобразными существами, рассказчик, развитое млекопитающее под стать нам с вами, будучи исполнен ликующей любознательности, насмотрелся такого, от чего глаза лезут на лоб. Мы не слишком бережливее: в конце концов в обморок под подрывными чарами этого пера, наделяющего свою логику особой неоспоримостью, падает и наша логика…

Клер Тьеван,

апрель 2007

Тем, кто наперегонки славит алчность, несправедливость, жажду наслаждений, слабоволие, глупость, самодовольство, жестокость и прежде всего само неумение, присущее той наглой системе эксплуатации человека человеком, которую насаждают наши капиталистические демократии, следовало бы совершить прогулку, пусть даже и только для того, чтобы чуть приголубить свои розовые очки, ибо все познается в сравнении, по планете Аретуза, носящей это имя, поскольку ее открыл барон Плантен, потомок по прямой линии великого Кристофа Плантена, изобретателя книг карманного формата, праправнучка коего, в свою очередь происходящая от одного из Плантенов, незадолго до ее рождения искупавшегося во время пребывания в Греции в Алфее и окрестившего по возвращении в Антверпен ее именем этой нимфы, оказалась двоюродной прабабушкой нашего исследователя. Барон, не вернувшийся из своего второго путешествия — пролить свет на причины этого, возможно, позволит продолжение моего очерка, — оставил отчет о первом посещении этой планеты, обширные выдержки из которого я и намерен сейчас привести.

Ко всему прочему планета Аретуза, чьи климатические и биологические параметры очень близки к нашим (у нее, редкий случай для принадлежащих столь удаленным солнечным системам планет, слегка яйцевидная орбита, траекторию которой, похоже, склонны уважить многочисленные общие для нас виды яйцекладущих), представляется особенно интересной для изучения, так как она породила капиталистическое общество, достаточно близкое тому, что знаем мы, состоящее из индивидуумов, стремящихся навязать свое господство всем окружающим видам, но отличающееся более откровенной — не осмеливаюсь сказать взрывоопасной — социальной организацией. Поскольку место, скупо выделенное мне в этом обозрении, не позволяет пускаться в долгие отступления, перейду, не откладывая в долгий ящик, непосредственно к сути дела.

Аретузца можно оценить с первою взгляда; если рост его от двух до двух с половиной метров, можно без всякого риска заключить, что мы имеем дело с хозяином. Рабочий же не превышает метра, а чаще всего его рост колеблется между пятьюдесятью пятью и восемьюдесятью сантиметрами. Хотя объем мозга представляется мне критерием, выводы которого с научной точки зрения весьма ненадежны, четкую разницу между двумя категориями индивидов можно вскрыть и здесь.

Мозг обоих ограничен одной и той же яйцеобразной формой, но если у рабочего он не превосходит 15 % от веса, то у хозяина эта цифра может доходить до 30 и даже 35 %. Но так как нервная система рабочего, благодаря его малому росту, обеспечивает высокую быстроту передачи, не слишком ясно, какие преимущества можно вывести из подобного типа сравнений.

В куда большей степени наше внимание должно привлечь другое: сравнительная частота генетического появления. На тысячу рабочих рождается примерно один хозяин, а в наименее жаркой части обращенного к солнечному свету полушария — Аретуза не вращается вокруг своей оси — даже один на две, три, а то и десять тысяч. В ночном же полушарии рождаются, надо полагать, только рабочие, которые за отсутствием хозяев вынуждены круглый год оставаться без работы. Тут, правда, заходит речь о драгоценнейших запасах энергии в виде человеческого потенциала, отчаянные попытки завоевать которые, как мы увидим, не раз предпринимали хозяева освещенного полушария. Итак, с самого начала хозяин заслуживает признания, как все, что редко и в некотором роде высококачественно. Свою лепту в окружающую его ауру и в сроки вынашивания его планов, его проектов привносит, по-видимому, продолжительность жизни: не редкость, когда хозяин доживает до двухсот лет, тогда как рабочий, изнуренный, впрочем, аретузианским трудом, которым его не преминут обеспечить, не перевалит и за тридцать. Таким образом, мы имеем резко отличающиеся друг от друга условия жизни, каковые в конце концов, в области нравов, находят свое выражение в совокупности льгот и преимуществ, способных удивить иностранца В общественном транспорте работница, даже на сносях, должна уступать место хозяину, который, если боится испачкать одежду, застилает его платком. Подобное приключилось с самим бароном, и он резонно отмечает, что, поскольку общественный транспорт рабочих крайне тесен, трудно представить, чтобы время от времени кому-то из хозяев могло взбрести в голову им воспользоваться. Впрочем, многие хозяева вообще не подозревают о его существовании, поскольку транспорт этот подземный.

Как невозможно спутать две социальные категории на взгляд, так же невозможно и их смешать. Пусть даже хозяин, привлеченный малым ростом и миловидностью работницы, дойдет до того, что, на ней женившись, возвысит ее до своего социального уровня, — генетически они не смогут иметь детей. К тому же браков между хозяевами и работницами все равно не бывает по самой что ни на есть простой причине: на Аретузе они воспрещены законом. Ну а если хозяин сделает вид, что не знает об этом, он тут же скатится в социальной иерархии и без промедления окажется оттеснен к границам ночного полушария.

Его предприятия под запретом, банковский счет заблокирован, друзья отшатнулись как от прокаженного; все, что у него остается, — чистая совесть, что он полюбил обожающую его женщину, и он уходит в сторону вечной ночи небрежным шагом строителя империи, из-под ног которого ускользает земля.