Идеальный выбор - Стелла Даффи

Родители Софии не были плохими людьми. К травке они не притрагивались с тех пор, как дочери исполнилось три. Они ходили на работу, развлекались с друзьями и соседями и безмерно обожали свою дочь. Они были неплохими людьми. Но они были родителями.

София ступила на хорошо утоптанную дорогу; ведомая ненавистью к своему телу, по этой дороге шла каждая вторая из знакомых ей девушек. Со временем София поднаторела в самоповреждениях, она скрывала их искуснее, чем другие девочки, преображала телесные травмы в иные фобии, которые было легче скрыть; как и во всем, к чему она прилагала руку, София достигла в этом деле немалых успехов.

В танце. Нижняя часть тела подхватывает движения верхней. Мускулистые узкие ляжки скрещиваются. Распахиваются. Снова накрест. Трутся друг о друга, оглаживают друг друга, фоновая мелодия, круги по воде. Здесь так заведено. Громкая музыка и «ш-ш!» шелковой кожи, и хруст двадцатифунтовых банкнот в ладонях-бумажниках, руках-карманах, набухших железах-кошельках.

София проснулась в отличном настроении, обиды прошлого вечера растворились в пяти часах спокойного, легкого сна. Габриэль исчез. У него было полно ангельских обязанностей, и София не могла удержать его при себе хотя бы в течение суток. Кто знает, возможно, на его попечении находились еще полдюжины беременных девственниц. Опять же, почему бы не предположить, что Габриэль, несмотря на бледно-голубое свечение и нежное не-касание прекрасной кожи, сматывается с утра пораньше по той же причине, что и обычные парни — из боязни, что София своими заморочками втянет его в очередную дискуссию о нынешнем состоянии их любви/вожделения.

Тем двоим,

кого я прозвала агентом Х-129 и доброй феей, в благодарность за предоставленную возможность

Уж простите, год выдался насыщенным.

Спасибо родным и друзьям, укреплявшим во мне желание действовать, когда на самом деле им хотелось уложить меня отдыхать;

всем тем, кто слал фантастические письма по электронке;

Кэрол Уэлч и всем в издательстве Ходдер за тепло и понимание в трудное для меня время;

Стефании Кабот, Эугении Фернисс и Ивонн Бейкер за неустанную поддержку;

реальным Хелен, Сандре и Каролине — не стриптизершам, но замечательным танцовщицам и потрясающим девушкам из «Тартсити»;

актерам из доктеатра «Переиграем жизнь» — рядом с ними хотелось жить дальше;

мужчинам в белых сверкающих доспехах, отколотившим плохих парней, и женщинам в красном шелке, вдохновлявшим мужчин (в том числе на бесконечные вечеринки);

Рут Карсон и доктору Бьюкенен за доброту и заботу;

всем в отделении маммологии больницы Королевского колледжа и нетрадиционным медикам за то, что считались с моими планами и способствовали их осуществлению;

Энди и Глину, не оставившим девочку в беде;

и Шелли, прикрывшей меня, когда стало уж очень страшно, и подолгу выгуливавшей меня в парке.

Когда София была маленькой, она хотела стать канатоходкой. Или гимнасткой на трапеции — от одного бдительного спасателя лететь к другому без страховки, без оглядки, вверяя себя лишь чужим надежным рукам и небесам.

И однажды ее мечта сбылась.

Головой надо было думать. София Анна Бриджет Фишер, двадцати восьми лет, проживающая в Крауч-Энде, — думать надо было головой. Незнакомый человек сидел на краю ее кровати в четыре часа утра, во вторник. Человек, которого она видела впервые в жизни, и не слышала, как он вошел в квартиру. Человек, которого не остановили ни крепко запертые двери, ни щеколды на окнах. И она понятия не имела, что он тут делает, чего хочет от нее, не говоря уж о том, как ей теперь быть. Ни малейшего понятия.

София работала по вечерам, кроме воскресенья и понедельника — эти вечера она приберегала для себя. В воскресенье, если не происходило ничего из ряда вон, полагалось безвылазно сидеть дома и смотреть передачи, записанные в течение недели, а в понедельник можно было делать что угодно. Вчера вечером, например, она посмотрела идиотский фильм об опустившихся наркоманах, фильм, сделанный в Голливуде людьми, которые не могли представить себе героинщика иначе как в обличье Курта Кобейна, вылезшего из могилы спустя три года после смерти, чтобы заглянуть к друзьям на чашку чая. София припомнила сидевшую на героине коллегу из клуба. И почему никто никогда не показывает наркоманов, прикинутых от «Вуайяж» и с аппетитом пожирающих сочный сандвич с мясом, как регулярно поступала Хелен в перерыве между выступлениями? Кино София смотрела со своим бывшим парнем и нынешним соседом, Джеймсом. Они разошлись во мнениях по поводу достоинств фильма, что редко случалось: Джеймс упивался каждым кадром, София плевалась; впрочем, дискуссия, мгновенно переросшая в ругань, лишь слегка омрачила их ужин. Требовалось много больше, чем ссора с Джеймсом, чтобы испортить Софии удовольствие от жареной лапши и куриного карри с зеленью, которые она поглощала каждый понедельник. Выйдя из ресторана, София затащила Джеймса в гостеприимно распахнутые двери паба — до закрытия оставались минуты, они выпили на двоих три пинты пива. Последний заказ София всегда брала на троих, на всякий случай. Про себя она думала, что пиво «для того парня» на вкус всегда чуть острее, потому что пьется на пять минут ближе к роковой полуночи. Не спеша переставляя ноги, они добрели до дому и сели на кухне у Джеймса, где наскоро уговорили 0,5 л чистого ячменного, а потом переместились в гостиную посмотреть ночное ТВ и покурить травки — слишком крепкой и забористой для Софии; она ограничилась тем, что затягивалась через два раза на третий. Похихикали немного над дурацкими передачами, подсчитали все плюсы и минусы ведущей с силиконовой грудью: София преимущественно считала минусы, Джеймс — плюсы, и, когда часы с кукушкой пропищали три, настала пора ложиться спать.

София медленно поднялась на восемнадцать ступенек — из квартиры Джеймса в свою, смыла макияж, заперла дверь, выключила свет и легла в постель. Веселая, вполне довольная и почти без сил. Она заснула, стоило ее голове коснуться гладкой наволочки из белого хлопка. Гладкой, потому что София гладила простыни и наволочки. Только их она и утюжила. И больше ничего.

И вот спустя час она проснулась, растерянная и очень напуганная. Она была уверена, что закрыла и заперла дверь своей квартиры, и помнила, как Джеймс запер на два замка вход в дом. Она не сомневалась, что помнит все точно. Да, набралась и слегка обкурилась, но не настолько же! Если бы настолько, не была бы она сейчас такой трезвой. Если бы настолько, то скорее всего завалилась бы спать у Джеймса. Но вот он, этот чувак, в ее спальне посреди ночи. И он — не Джеймс.

Мгновенно и окончательно протрезвев, София прикинула, как быть. Рвануть к двери? Но парень сидит на кровати. А дверь находится за кроватью. Вряд ли ей удастся проскочить. Закричать? Она отлично умеет кричать, поднаторела в этом искусстве, когда работала в Японии. И в Сиднее, Нью-Йорке, Берлине. Да и теперь нередко практикуется. Но, несмотря на мощный объем своих легких, София знала: Джеймс ее не услышит. Она спала рядом, под и над ним более трех лет и знала, как глубоко Джеймс проваливается в сон. Да и спальня ее выходит окнами во двор, а его — на улицу. Но делать что-то все равно надо. Незнакомец наблюдал за ней.