Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами - Мюриэл Спарк

Лучшие годы мисс Джин Броди 1

Выстроив из велосипедов защитное ограждение и придерживая их за руль, словно были готовы в любой момент сорваться с места, мальчики стоя переговаривались с девочками из школы Марсии Блейн.

Девочки были в шляпках-панамах, поскольку находились неподалеку от школьных ворот, а появляться на людях без головного убора считалось неприличным. На некоторые отступления от предписанного положения шляпки на голове смотрели сквозь пальцы, когда речь шла об ученицах четвертого класса и старше, если, конечно, те не напяливали их набекрень. Но и без того девочки изобретательно варьировали отклонения от правила загибать поля панамы кверху сзади и книзу спереди. Каждая из пяти девочек, тесно сплотившихся сейчас перед лицом мальчиков, носила панаму на особый лад.

Эти девочки составляли «клан Броди». Именно так прозвали их еще до того, как директриса школы презрительно припечатала их этой кличкой, когда они, двенадцатилетние, переходили из младшей школы в старшую. В то время их сразу же опознавали как учениц мисс Броди, поскольку они были широко осведомлены в массе предметов, не имевших никакого отношения к официально утвержденной программе и, по выражению директрисы, бесполезных для школы как таковой. Можно было обнаружить, что девочки наслышаны о бушманитах [1] и Муссолини, о художниках итальянского Возрождения, о преимуществах для кожи очищающего крема и косметики на основе гамамелиса перед скромными мылом и водой; что они знают слово «менархе»; что им подробно описали внутреннее убранство лондонского дома автора «Винни-Пуха», а также истории любви Шарлотты Бронте и самой мисс Броди; что им известно о существовании Эйнштейна, и они в курсе доводов тех, кто считает Библию фальсификацией; что они знакомы с начатками астрологии, но не могут назвать дату битвы при Флоддене [2] и столицу Финляндии. Все, за исключением одной девочки клана Броди, как и сама мисс Броди, считали на пальцах, получая точный — более или менее — результат.

Даже когда им исполнилось по шестнадцать, они перешли в четвертый класс старшей школы, после уроков слонялись за воротами и вполне приспособились к строго установленному школьному режиму, все они по-прежнему оставались безошибочно узнаваемыми «бродианками» и школьными достопримечательностями, то есть к ним относились с подозрением и не очень любили их. Никакого командного духа у них не было и в помине, и вообще они имели мало общего между собой — кроме продолжавшейся дружбы с Джин Броди. Она все так же преподавала в младших классах. И к ней относились с большим подозрением.

Женская школа Марсии Блейн была дневной школой, основанной в середине девятнадцатого века отчасти на пожертвования состоятельной вдовы некоего эдинбургского переплетчика. В последние годы жизни та стала поклонницей Гарибальди. Портрет этой мужеподобной дамы висел в актовом зале, и каждый год в День основательницы его чествовали практичным букетом долго не увядающих цветов, таких как хризантемы или георгины. Вазу с букетом ставили под ним на пюпитр, где лежала и открытая Библия с подчеркнутым красными чернилами стихом: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов».

Каждая издевочек, тесно сгрудившихся сейчас в присутствии мальчиков и праздно топтавшихся поддеревом, была чем-нибудь знаменита. Моника Дуглас в шестнадцать лет была старостой класса и славилась главным образом математическими способностями, в том числе способностью к устному счету, и вспыльчивостью — когда у нее случалась особенно бурная вспышка гнева, она раздавала тумаки направо и налево. У нее были красный — независимо от времени года — нос, длинные темные косы и толстые, бесформенные, как колоды, ноги. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, Моника носила панаму неестественно высоко на макушке, словно та была ей мала и словно девочка понимала, что все равно будет выглядеть нелепо, как ее ни надень.

Роуз Стэнли была эротически знаменита. Ее шляпка очень скромно сидела на коротко остриженных белокурых волосах, но тулью она приминала с обеих сторон.

Юнис Гардинер, маленькая, ладная, известная воздушной легкостью гимнастка и восхитительная пловчиха, заламывала поля панамы вверх спереди и опускала сзади.

Сэнди Стрейнджер равномерно заворачивала их кверху по кругу и сдвигала шляпку на затылок как можно дальше, а чтобы шляпка не падала, она пришивала к ней резинку, которую пропускала под подбородком. Она имела обыкновение жевать эту резинку и, когда та приходила в негодность, пришивала новую. Сэнди была пресловуто знаменита маленькими, почти отсутствующими глазками, но славилась также особым произношением гласных звуков, которое давным-давно, еще в младшей школе, привело в неописуемый восторг мисс Броди. «Ну а теперь иди сюда и почитай нам стихи — у нас был утомительный день».

«Это возвышает дух», — обычно говорила мисс Броди, отнимая руку от груди и простирая ее к классу девочек, пребывавших в нежном предотрочестве и прислушивавшихся лишь к тому, когда же прозвенит звонок, который освободит их. «Там, где нет воображения, — уверяла мисс Броди, — люди обречены кануть в вечность. Юнис, иди сюда и сделай сальто, чтобы мы посмеялись для разрядки».

Но сейчас мальчики с велосипедами весело дразнили Дженни Грей из-за ее особой манеры говорить, приобретенной на уроках риторики. Она собиралась стать актрисой. Дженни была лучшей подругой Сэнди. Панаму она носила, низко надвинув на лоб опущенные спереди поля; она была самой хорошенькой и грациозной в клане, тем и славилась.

— Не хами, Эндрю, — проговорила она в обычной надменной манере.

Троих из пяти мальчиков звали Эндрю, и все трое принялись передразнивать Дженни: «Не хами, Эндрю», девочки же из-под своих приплясывающих панам смеялись.

Тут к ним подошла Мэри Макгрегор, последняя из шести представительниц клана. Известность ее состояла в том, что она считалась тихой дурехой, пустым местом, и каждый мог свалить на нее любую вину. Вместе с ней явилась чужачка, Джойс Эмили Хэммонд, девочка из очень богатой семьи, оторва, недавно переведенная родителями в «Блейн» в последней отчаянной надежде, поскольку никакая другая школа и никакие гувернантки с ней не справились. Она все еще носила зеленую форму своей предыдущей школы. У остальных девочек форма была темно-лиловой. Самое большее, что она пока себе позволяла, это иногда бросаться бумажными шариками в учителя пения. Она требовала, чтобы ее называли обоими именами — Джойс Эмили. Эта Джойс Эмили из кожи вон лезла, чтобы ее приняли в знаменитый клан, и полагала, будто двойное имя придаст ей значительности, однако у нее не было ни малейшего шанса, и она не могла понять почему.