У подножия Монмартра - Бритта Рёстлунд

* * *

В Париже, в доме 73 по бульвару Батиньоль, расположена маленькая бакалейная лавка. Англоговорящие туристы обычно называют такие магазинчики «арабскими лавками». Такое название ничего не говорит о хозяине этого магазина на бульваре Батиньоль, да и сам он не привык так говорить о ней. Правда, и туристов на бульваре бывает мало. Большая их часть бродит по Елисейским Полям, вокруг Лувра, Эйфелевой башни или Триумфальной арки.

Те, кто хотят увидеть «правильный» Париж, идут, например, в Шато-Руж или находят в себе мужество отойти немного в сторону от входов в метро. Печальная же правда заключается в том, что все это не имеет отношения к настоящему, правильному Парижу. У этого города расколотая психика. Лучший способ познать Париж – это посмотреть на него со скамеек. Сидя на них, можно изучать, как миллионы людей находят себе место под солнцем.

Одним из тех, кто именно так каждый день открывает для себя Париж, был Мансебо, охотно сидевший на скамеечке перед входом в свою бакалейную лавку на бульваре Батиньоль, дом семьдесят три.

Главным отличием парижских лавок такого рода можно считать то, что они торгуют, помимо прочего, пряностями и специями из бывших французских колоний в Северной Африке, что цены в них выше обычных под предлогом первой свежести товара. Для туриста это экзотика – разве что купить там пряности для пикника с бутылкой вина, тайком пронесенной в гостиничный номер. Для парижан это своеобразная визитная карточка города, которая к тому же часто спасает при необходимости. В бакалейных лавках есть что-то умиротворяющее. Работающие там люди часто принадлежат к известным и уважаемым в квартале семействам и вносят нотку интимности в анонимность большого города.

Мансебо и сам едва ли осознает, что, сидя у входа в свой магазин, он каждый день изучает Париж. То, что происходит на улице, он впитывает подсознательно. Эти наблюдения может прервать только еда. Первый раз это происходит во время обеда. Обед готовит его жена Фатима на втором этаже, в жилых комнатах. Но прежде чем Мансебо успевает собрать соус со дна фарфоровой тарелки, как снег на голову является его кузен Тарик. Он работает неподалеку, собственно на противоположной стороне бульвара, где держит сапожную мастерскую, которую каждый день клятвенно обещает закрыть, продать и переехать в Саудовскую Аравию, чтобы основать там парашютную школу.

Тарик ничего не понимает в прыжках с парашютом, но ровно пять лет назад в его мастерскую уверенно вошел человек, чтобы починить башмак, у которого отвалился каблук. Пока подсыхал клей, они разговорились, и клиент поведал Тарику, что незадолго до этого продал свою консультативную фирму в Париже и переехал в Иорданию, где открыл школу по прыжкам на батуте. Так случилось, что в тот же день в мастерскую заглянул молодой человек и рассказал, что они с женой перебрались в Дубай. В Париже они влачили трудную жизнь работяг, а в Дубае живут как короли. Прошло довольно много времени, прежде чем у Тарика возникла идея открыть школу парашютного спорта в Саудовской Аравии. «Саудовцы задыхаются и хотят воспарить в небо», – любил повторять Тарик.

Он был убежден, что носящие тюрбаны и драгоценные украшения люди никогда не смогут обрести спасение, если не начнут учиться прыгать с парашютом. Тарик был уверен, что, пока течет нефть, саудовцы будут платить за все. Он уже начал брать в библиотеке книги о Саудовской Аравии. Фатима рассудительно заметила на это, что Тарику следовало бы сначала усовершенствоваться в парашютном спорте.

Тарик относится к Парижу не так, как Мансебо. Тарик любит сидеть в мастерской и курить в каптерке. Мансебо же может насладиться всего лишь одной сигаретой в день. Впрочем, ему хватает нескольких затяжек. Фатима разрешила ему курить только после ужина. «Разве можно, чтобы в продуктовом магазине пахло табаком и дымом?» – не раз говорила она.

Еще она твердила, что у нее аллергия на сигаретный дым, и запретила Мансебо курить дома. Он в принципе не боится жену, во всяком случае, когда все идет как должно. Пока Мансебо работает – а это бывает семь дней в неделю, Фатима находится дома. В точности он не знает, что она там, собственно, делает, но не осмеливается спрашивать. Во всяком случае, еду она готовит исправно – на столе всегда есть обед.

Тарик и Мансебо работают неподалеку друг от друга, а живут практически вместе. Тарик и его жена Адель занимают квартиру над бакалейным магазином, а Мансебо, Фатима и их сын Амир – ту, что над ней. Если бы Мансебо мог выбрать, он поменялся бы с Тариком. Это было бы куда более естественно – каждый день спускаться всего на один марш вниз, чтобы открыть магазин, а потом, вечером, подняться всего на один марш после закрытия. Но Фатима была против. Она говорила: «Это единственная для тебя возможность хоть немного двигаться».

Несколько лет назад, когда у Мансебо было куда больше сил и энергии, он убеждал жену, приводя все доступные ему аргументы, поменяться квартирами с Тариком. Во-первых, и это самое главное, он намного старше Тарика, и пройдет не так уж много лет до того, как эти лестницы станут для него невыносимой пыткой. Во-вторых, он встает раньше всех и, спускаясь по лестнице, будит Тарика и его жену. В-третьих, Фатима могла бы готовить еду на втором этаже, там лучше плита.

Все это было ясно как белый день; все доводы в пользу Мансебо – его семья должна жить на втором этаже. Он тщательно подбирал аргументы и выкладывал их за отлично прожаренным цыпленком. Но его планы и прожекты не находили ни у кого поддержки, даже у собственной супруги, что, по его мнению, было странно. Но она потешалась над его чудачеством и спрашивала, не хочет ли он собрать подписи в свою поддержку среди соседей по кварталу. Тарик, как всегда, смеялся, Адель, как обычно, отмалчивалась, а Амир вообще не прислушивался ко всей этой декламации. Но теперь у Мансебо нет ни времени, ни энергии на споры об обмене квартиры.

Если кто-нибудь спрашивал Мансебо о месте его работы, он отвечал, что трудится в сфере услуг. Если же этот человек желал знать подробности, то Мансебо говорил, что он владелец бакалейного магазина. Все это правда. Если же спрашивали, где находится его магазин, то Мансебо отвечал, что он находится у подножия Монмартра. Вот с этим можно было поспорить.

Мансебо нравилась сама мысль, что он живет и работает у подножия белой, как сахарная голова, церкви Сакре-Кёр. Кроме того, такой ответ заставлял многих поверить в то, что Мансебо и его крошечный магазинчик можно найти у такого же крошечного рынка Парви-де-Сакре-Кёр, или, может быть, его лавка стиснута бесчисленными домами в одном из переулков Монмартра. Понятно, что с бульвара Батиньоль при желании можно разглядеть высокую церковь на Монмартре, купол которой возвышается над выводком домов.

Фатима считает, что ее муж ведет себя как малое дитя, говоря всем, что его лавка находится у подножия Монмартра, и каждый раз фыркает, когда слышит это. Иногда она нашептывает ему это на ухо, и всякий раз Мансебо отвечает, что мало кому известно, насколько продолжительно подножие Монмартра. И это святая правда.