За морем - Беатрис Уильямс

Посвящение

Моему мужу и детям,

без которых ничто на свете

не имело бы смысла

Амьен.

Март 1916 года

Дождь хлестал всю ночь и в хмурых рассветных сумерках явно не думал стихать.

Под укрытием кафе плащ давно успел просохнуть, и теперь лишь неприятные брызги, то и дело отскакивавшие мне на руки и лицо от ближних булыжников мостовой, как будто старательно отсчитывали минуты утренней мессы, что монотонно выводила многочисленная паства в соборе через площадь.

Каким-то закоулком сознания я признавала, что пристроилась здесь крайне неудобно, однако прочая часть меня этого ничуть не замечала. Я просто сидела, вся сжавшись, на деревянной скамье под куцей защитой уличного, в зеленую полоску, навеса кафе и неотрывно, будто в трансе, глядела на западный фасад собора. Где-то там, внутри этого грандиозно вздымающегося к небу сооружения, в это время среди других офицеров британской армии стоял на коленях достопочтенный сэр капитан Джулиан Лоуренс Спенсер Эшфорд и, как все, склонив голову пред ликом Господа, напевал псалмы и респонсории.

Еще немного — и он наконец поднимется на ноги, выйдет через обложенную мешками с песком дверь на разделяющую нас унылую мокрую площадь…

Что же мне ему сказать?

Резко усилившийся ливень неистово забарабанил по навесу, бурной рябью прокатился по мостовой, обрушился на башни собора. И в это мгновение через площадь донеслись первые низкие удары колокола, возвещавшего об окончании службы.

С зашедшимся от волнения сердцем я поднялась со скамьи. Вот в дверях храма нарисовались первые фигуры прихожан, за завесой дождя едва различимые в сером свете раннего утра, — и на миг-другой я заколебалась. Я представила, как мы с ним встретимся… и от разом нахлынувшей неуверенности все тело охватила предательская слабость.

Но тут же в мозгу полыхнула другая, куда более ужасная мысль: а вдруг мы разминемся? Что, если я его сейчас навеки упущу?!

Я встревоженно выскочила из-под спасительного навеса и устремилась через площадь. Об этом я как-то не подумала. Мне и в голову не приходило, что его силуэт, такой знакомый, может проскользнуть мимо меня незамеченным, но когда из дверей храма стали один за другим выходить люди в форме, я вдруг поняла, что британские офицеры с виду чрезвычайно схожи: все в одинаковых тренчах цвета хаки, в совершенно одинаковых фуражках, в темных кожаных ботинках и тугих обмотках почти до колен. Все они точно сошли с картинки из исторической книжки или с кадров военной кинохроники — и у них не было ничего общего с тем человеком, которого я знала.

И все-таки Джулиан там был — непременно должен был быть. В этот день, в этом самом городе, именно в этом соборе он с приятелем-офицером отстоял утреннюю мессу и отправился обратно, на свою временную квартиру у вокзала. Это исторический факт!

Я цепко ухватилась за эту спасительную мысль: она придавала мне решимости и храбрости. Некоторое время я внимательно разглядывала проплывавшие передо мной фигуры людей, наконец, не выдержав, бросилась к одному из мужчин в хаки.

— Простите… — остановила я его неожиданно хриплым голосом и быстро прокашлялась. — Простите, вы не подскажете, капитан Джулиан Эшфорд был сегодня на заутрене?

Офицер явно удивился — то ли самому вопросу, то ли моему современному американскому выговору.

— Прошу вас, это очень важно, — не отступала я. — У меня для него послание. Очень срочное.

— Да, он там был, — наконец ответил офицер и даже обернулся к дверям. — Я видел, он сидел впереди. Вот-вот, наверное, выйдет.

Потом вновь повернулся ко мне, явно собираясь еще что-то сказать, но передумал и поспешил прочь.

Я же осталась стоять, обтекая зябкими струйками дождя, от холода ритмично сжимая под плащом кулаки и терпеливо ожидая.

Вот из храма выбрались несколько французских офицеров, затем — группка сестер милосердия, потом вышли несколько местных горожанок, следом — одинокий британский офицер, но явно не Эшфорд.

И наконец я увидела его.

Джулиан! Казалось, он был в точности таким, каким я его знала и помнила, — и в то же время странно, неописуемо чужим. Я снова видела его ослепительно красивое, мужественное лицо, широкие крепкие плечи, его чувственные губы, чуть изогнутые в уголках рта легкой улыбкой. Выйдя из собора, он глянул вверх, на извергающиеся ливнем тучи, поднял руку, чтобы надвинуть фуражку пониже на лоб. Его мельчайшие черты, его мимика и жесты были мне исключительно знакомы: ведь все это я видела перед собой какую-то неделю назад! Однако теперь все скрывала безликая армейская форма, не имеющая ничего общего с той современной одеждой, в которой я привыкла его видеть. Мой мозг словно расщепился надвое, не в силах совместить два образа.

Тут я вдруг сообразила, что он удаляется от меня прочь с двумя другими офицерами.

— Джулиан! — позвала я, но из горла вырвался лишь жалкий хрип, так что я сама себя едва услышала. — Капитан Эшфорд! — выкрикнула я уже громче. — Капитан Эшфорд!

На этот зов он развернулся, ища в толпе источник звука, нахмурился в замешательстве. Его спутники тоже обернулись, разглядывая окружающих, однако Джулиан первым меня заметил, легко вычислив среди бредущей массы прихожан. Вскинув голову, он ждал, пока я подойду, не двинувшись с места, лишь удивленно меряя меня взглядом. В слабом сиянии горевшего поблизости дугового фонаря его недоуменное лицо поблескивало каплями дождя.

Он совсем, нисколечко меня не узнал. И хотя я заранее говорила себе, что именно этого и следует ожидать, при виде столь крайней озадаченности на его лице все же испытала немалое потрясение. В его глазах не отразилось ни малейшего узнавания.

Здесь и сейчас я оказалась для него совершенно чужим человеком.

— Капитан Эшфорд, — приблизившись, произнесла я, пытаясь не давать воли скорби, не поддаваться необыкновенной красоте и притягательности этого человека, силясь отстраниться хоть ненадолго от той всепоглощающей любви, что влекла меня к нему. — У вас найдется минутка?

Он явно хотел что-то сказать в ответ, возможно, потребовать объяснений, но в последний момент выражение его лица из подозрительного сделалось озабоченным.

— Мадам, вы хорошо себя чувствуете?

— Да, все отлично, — уверила его я, однако едва слова эти слетели с губ, как кровь резко отлила от лица, в ушах зазвенело, а колени подогнулись от неодолимой слабости.

«Не хлопнись в обморок! — мысленно велела я себе. — Не отключайся…»

Но, уже не в силах ничего поделать, я неотвратимо падала вперед. И прямо в объятия изумленного, вконец обескураженного Джулиана.

Нью-Йорк.