Я не сойду с ума - Люсинда Берри

Моим читателям, которые были со мной с самого начала

– Это ваше первое дело об убийстве, – проговорил он сухим деловым тоном. Под голубой рубашкой на груди играли мышцы.

Я много раз бывала в полиции на допросах, легче от этого не становилось. Нервы взвинчивались сами собой. Вечно такое ощущение, будто я вру, даже когда говорю правду.

Я прочистила горло.

– Не первое.

Хотела бы я жить в мире, далеком от жестокости, но со своей работой я повидала разное. Просто я не ожидала, что Бауэры окажутся замешаны в чем-то ужасном.

– Как вы узнали, что в деле наметились сдвиги?

Я взглянула на двустороннее зеркало за нами. Хотя в комнате мы были вдвоем, я знала, что мы не одни.

– Клэр рассказала.

– Клэр? – он приподнял брови.

– Коллега, – быстро ответила я.

Трудно поверить, но Клэр вошла в мой кабинет меньше часа назад. Мы всегда первыми приходили по утрам, и я предположила, что она всего лишь хочет узнать, как прошло мое свидание накануне вечером: ее оно волновало гораздо сильнее, чем меня. Она замужем уже двадцать лет и теперь рьяно интересовалась моей жизнью. Должно быть, ей очень скучно в браке, раз моя личная жизнь так ее увлекает. Мои свидания совершенно того не стоили.

Офицер сверлил меня глазами. Он хотел узнать больше, но я не собиралась говорить. Он оперся локтями о стол и склонился вперед.

– Что именно она рассказала?

Должно быть, он новенький, я его раньше не видела. В таком маленьком городке, как Кларксвилль, даже полицейских знаешь в лицо. Он представился, когда зашел в комнату ожидания, но я тогда ничего не осознавала от потрясения.

Я пожала плечами, нервно перебирая пальцами под столом.

– Она почти ничего не сказала, но я сразу поняла, что что-то стряслось, когда она вошла в мой кабинет.

Я только что вошла в свою учетную запись на компьютере и разбирала дела на текущий день, когда Клэр просунула голову в дверь; я даже первую чашку кофе еще не допила.

– Господи, дорогая, почему бы тебе просто не ходить на свидания вместо меня? – пошутила я, но шутка осталась без ответа, и я заметила выражение ее лица.

Обычная игривость исчезла, ей на смену пришла серьезность. У каждого из нас такое есть. Лицо, с которым мы ходим, когда дело настолько ужасно, что не дает уснуть ночью, проникает в наши сны, если удастся задремать; эти дела заставляют социальных работников, у которых есть дети, крепче прижимать их к себе.

– То есть вы сами догадались? – судя по тону, он не совсем мне верил.

Я ненавидела работать не сообща. Нельзя быть по другую сторону закона и не чувствовать себя преступником. Невозможно.

– Я догадалась, что случилось что-то ужасное, но понятия не имела, что именно и кто в этом замешан. – Я уже в третий раз посмотрела на телефон, мечтая, чтобы он завибрировал. Я же не под арестом. Я могла уйти, когда захочу, но тогда бы выглядело так, будто я что-то скрываю.

– Что вы подумали, когда узнали, что это семья Бауэр?

Я сглотнула, сдерживая рвущиеся из горла эмоции.

– Я надеялась, они наконец получат ответы. Они мне как семья.

Он заглянул в папку с документами перед собой.

– Здесь написано: вы первый соцработник, занимавшийся этим делом.

Я кивнула, потом вспомнила, что разговор записывается, и сказала:

– Да.

– И каково это было?

Как описать, на что были похожи последние два года? Это было самое сложное дело в моей карьере, и закончилось оно наихудшим образом. Я так много сомневалась, все время гадала, правильные ли решения я принимала по отношению ко всем участникам; что, если я ошибусь? Что, если я частично несу ответственность за произошедшее? Я сделала глубокий вдох, пытаясь прояснить мысли.

– Нельзя было и мечтать о лучшем доме для Джейни. Я уже двадцать лет работаю в Службе по защите прав детей и знаю, как много плохих приемных семей. Многие берут детей ради денег, для них семья – это бизнес, но Бауэры были хорошими. Они просто хотели помочь. – Мои глаза наполнились слезами, я не смогла их сдержать, как ни пыталась. Я быстро вытерла глаза, смущаясь, что показала себя такой сентиментальной. – Извините. Все происходит так быстро.

– Я понимаю, – ответил он, но я знала, что это не так. За много лет я ни разу не видела плачущего копа. Он подождал пару мгновений и продолжил: – Вам не будет проще, если мы начнем сначала?

Какая разница, с чего начинать? Легко все равно не будет.

– Я это так не оставлю. Не буду с ним говорить, пока не извинится, – заявила Обри бескомпромиссным самоуверенным тоном, присущим всем незамужним женщинам, не поднимая глаз от телефона. Я уже почти забыла о ее присутствии, потому что она не отрывала глаз от телефона с того момента, как мы вошли в комнату отдыха больницы, ее пальцы с сумасшедшей скоростью летали по экрану.

Мы со Стефани синхронно закатили глаза. Последние десять минут Стефани костерила своего мужа: как он разбрасывает грязные носки по всему дому, не выносит мусор и не смывает курчавые черные волосы в раковину после бритья. Она указала ему на это, тем самым возобновив давнишний спор о том, что она кобыла, а он не желает нести свою долю домашних обязанностей, которые за десяток лет в браке другой бы твердо усвоил. Спор перерос в жуткий скандал.

– От злости он становится таким авторитарным. Заговаривает мне зубы, сваливает все на меня, сама не замечаю, как уже я начинаю извиняться. Меня это с ума сводит, – продолжала Стефани, запихивая разогретые в микроволновке макароны в рот.

– Слушай, я вчера вечером уже говорила, нам нужны выходные без мужчин. Мы давно не собирались, – сказала я. В прошлый раз мы заселились в отеле «4 Сезона» и бездельничали, попивали вино на краю бассейна и балдели в спа. Мне тогда понравилась маска для лица с папайей, давно хотела ее повторить.

– Конечно. Говори когда, – ответила Стефани.

Один из наших коллег, Карл, засунул голову в дверь:

– Эй, вы нам нужны.

Мы мгновенно пришли в движение, убрали за собой беспорядок и вышли, втирая в руки антибактериальную пену. Сестринский пост гудел от движения и нетерпения, все были наготове. Стефани сразу преобразилась в старшую медсестру и прямиком направилась к доктору Холлу. Под управлением этой парочки отделение неотложной помощи работало как часы.

Я склонилась к Карлу:

– Что случилось?