Зеркальная страна - Кэрол Джонстон

* * *

Посвящается Лорне

Если сравнить горести реальной жизни с удовольствиями жизни вымышленной, то не захочешь жить, лишь грезить вечно.

Выбор всегда прост: либо начни жить, либо начни умирать.

5 сентября 1998 года

Небо пылало розовым. Лучше розовое, чем красное, напомнила Эл, когда нам снова стало страшно. Как любил повторять наш дедушка, «солнце красно поутру – моряку не по нутру; солнце красно к вечеру – моряку бояться нечего». Холодный ветер крепчал. По лицу Эл текли слезы, а я никак не могла унять дрожь.

Мы держались за руки и шли на запах моря, пока ряды многоэтажек не слились в один огромный мрачный дом, где жили убийцы детей. Мы никого не видели и не слышали – будто снова очутились в Зеркальной стране. Напуганные, зато невредимые.

Между тем запах моря усиливался. В гавани пахло тавотом, мазутом, металлом и солью. Чайки просыпались и кукарекали, словно петухи. Мы остановились возле темного деревянного склада. Перед ним были кран, с которого на ржавых цепях свисал крюк, и каменистый склон, исчезающий под водой.

Наступил прилив – единственное время, когда можно выходить в открытое море.

Эл крепче сжала мою руку, и мы оглядели качающиеся на волнах круглые буи, длинные понтоны, белые яхты с дребезжащими железными мачтами и танкер на горизонте. Ничего подходящего. Мы пришли сюда не за этим.

Я порылась в рюкзаке, достала мамину пудреницу и промокнула щеки Эл.

– У тебя глаза красные, – прошептала я.

– А у тебя кровь идет, – напомнила сестра охрипшим голосом, хотя в ту ночь больше кричала я.

– Чего это вы, девчонки, делаете тут посреди ночи? – В слепящем свете фонаря стоял незнакомец, выглядевший именно так, как говорила мама: морщинистый, щербатый, с седой косматой бородой. Старый морской волк.

– Я – Эллис, – сказала Эл и впилась мне в руку ногтями, хотя ее голос оставался спокоен, как вода в гавани. – Это моя сестра-близнец, Кэтриона.

– Да ну?

Старик, пошатываясь, подошел ближе, и от него пахнуло ромом. Я храбро расправила плечи, стараясь не обращать внимания на выпрыгивающее из груди сердце.

– Мы ищем пиратский корабль – хотим наняться в команду.

Незнакомец выругался – дедушка тоже использовал это слово, хотя больше любил другие выражения, – и отпрянул. Глаза его вытаращились, как на ритуальной маске племени гребо из Кот-д’Ивуара, что в Западной Африке. Мы видели такую в дедушкиной энциклопедии.

– Стойте тут, никуда не уходите!

– Корабль скоро отплывает? – прокричала ему вслед Эл, но он уже скрылся в тени склада.

Дверь скрипнула и со стуком захлопнулась. Эл взглянула на меня, закашлялась и выпустила мою руку.

– Ой, Кэт, мы совсем забыли про твой свитер!

Я так перепугалась, что перестала дышать. Уронив рюкзак, сбросила пальто и при помощи Эл принялась поспешно стягивать через голову свитер, словно тот кишел пауками. Мокрая тряпка упала на каменистую землю, и на меня пахнуло кислым, теплым запахом.

– Что будем делать? – с тревогой спросила Эл. – Он же скоро вернется!

Сестра обежала склад, нашла ржавое причальное кольцо и начала привязывать к нему свитер, затягивая рукава морскими узлами. Я бросилась помогать, хотя замерзшие пальцы почти не слушались. Забросив свой груз подальше в неспокойные воды гавани, мы с Эл поднялись по каменистому склону, едва переводя дух и изо всех сил стараясь не плакать.

Внезапно ветер переменился и оттолкнул нас от края. Мне снова почудился запах крови: кислый и темный.

– Бывалый моряк не покинет порт в пятницу, – прошептала я.

– Сегодня суббота, балда! – напомнила Эл, крепко сжав мою руку.

Но я знала, что ей так же страшно, как и мне, и тоже хочется вернуться.

– Думаешь, справимся, Эл?

Мы смотрели на гавань, на маленький островок Инчкит, на танкер на горизонте. Дрожа от холода, держались за руки и стояли так близко, что слышали биение сердец друг друга, а над Северным морем медленно вставало солнце, заливая небо багрянцем. На лице сестры расплывалась широкая страшная улыбка, которую она сдерживала, пока мы брели в темноте по бесконечным пустым улицам. Ее не смогла стереть ни сирена, ни скрип и хлопанье двери склада. Эл продолжала улыбаться как ни в чем не бывало.

– Мы не покинем друг друга никогда-никогда. Повтори!

– Никогда, – прошептала я.

– До тех пор, пока мы живы!

Раздались шаги, кто-то громко выругался. Свет фонаря ослепил нас, и мы больше не видели гавань, только друг друга. Эл сжала мою руку еще крепче, и я нервно сглотнула, наблюдая, как ее улыбка становится резче и постепенно исчезает.

– Мы о вас позаботимся, – заверил уже другой мужчина, не Старый морской волк.

Женщина с добрыми глазами и не таким слепящим фонариком шагнула к нам, протягивая руку.

– Теперь все будет хорошо!

* * *

В тот день и началась наша вторая жизнь.

Когда сестра умерла, меня не было с ней рядом.

Звонил Росс, оставил с десяток голосовых сообщений – одно отчаяннее другого. Я слушала знакомый голос, за годы ничуть не изменившийся, и едва понимала, о чем он говорит.

Томительное семичасовое ожидание в аэропорту Джона Кеннеди сводит с ума, и я включаю ноутбук. Сижу в шумном бистро, забыв про свой чизбургер, и прокручиваю три репортажа на сайте новостей Би-би-си для Эдинбурга, Файфа и Восточной Шотландии. Наверное, мне должно быть стыдно, что первым делом я смотрю на фотографию Росса и уже потом на жирный заголовок: «Тревога за пропавшую женщину из Лейта растет».

Первое фото озаглавлено: «День первый, третье апреля», хотя на нем уже ночь. В кадре Росс шагает вдоль невысокой каменной стены гавани между двумя серебристыми фонарными столбами. Он явно взволнован: плечи сгорблены, кулаки сжаты. Фотографу удалось поймать в кадр яркие огни оранжево-синего судна спасателей, лицо Росса обращено к застывшей яростной волне, разбивающейся о причал. В своих сообщениях он упоминал, что вскоре после исчезновения Эл разыгрался шторм… Можно подумать, я не отвечала на звонки лишь из-за того, что не знала этой ужасной подробности!