Миллионер - Сергей Сергеев

– Слушайте меня все! Он появился! Ловите его немедленно, иначе он натворит неописуемых бед!

– Что? Что? Что он сказал? Кто появился? – понеслись голоса со всех сторон.

– Консультант! – ответил Иван...

«Каждому бизнесмену – по явке с повинной!» – возвещало кумачовое полотнище, прибитое над лестницей.

В фойе из-под полы наливали коньяк. Девушки в красных пионерских галстуках и мини-юбках предлагали пиво.

– Кружечку пенистого, красавчик? – предложила «пионерка» с вызывающей грудью и откровенно наглыми глазами.

– Спасибо.

– Спасибо – нет или спасибо – да?

– Пиво не пью, – с извиняющейся улыбкой успел сказать вслед уходящей «пионерке» слегка ошарашенный Александр Максимов, выпускник Высшей школы экономики и престижного западного университета.

Накануне самолет доставил его в Москву из Лондона, где в течение пяти последних лет он работал в одной из крупнейших консалтинговых фирм. Завтра предстояла встреча с российским работодателем – известным в московских кругах бизнесменом Рюминым, предложившим Максимову исключительно выгодный контракт. Решив, что на Западе такие деньги заработать за год нереально, Максимов согласился.

Предполагалось, что сегодняшний вечер будет посвящен знакомству с культурной жизнью столицы. В роли экскурсовода и змея-искусителя выступал молодой, очень подвижный и какой-то верткий парень по имени Георгий, которого Рюмин рекомендовал по телефону как «эксперта по маркетингу».

– Бородин или просто Борода, но не Сифон, – представился Георгий при встрече и загадочно рассмеялся.

Максимов, который не видел ни одной из историй про Бороду и Сифона – «бомжей» с Рублевки, шутки не понял, но по причине природной вежливости с пониманием улыбнулся. Впрочем, какое уж тут понимание – понимал в окружающем его мире Максимов все меньше.

Поднявшись по лестнице на второй этаж кинотеатра, он некоторое время постоял у плетня, за которым, сидя на пне, задорно играл на баяне опухший субъект в ушанке и телогрейке.

– Иван Никифорович, – сообщил баянист и погладил козу, лежавшую рядом на сене.

Коза равнодушно посмотрела на Максимова и передернула ушами.

– Фильм смотреть будем? – спросила говорящая коза.

Максимов сделал шаг назад и чуть не сбил с ног Георгия, возникшего из воздуха.

– Клево, правда? – поинтересовался Борода – он притащил теплый коньяк в кружке, тронутой по краям ржавчиной. – Фильм смотреть будем, спрашиваю?

«Ах это он. Коза здесь ни при чем. Чертовщина какая-то», – с облегчением вздохнул Максимов.

– Нравится? – не отставал Борода. – Так как насчет фильма?

– Может, в другой раз? – робко заметил Максимов.

– Да легко! – охотно согласился Георгий. – Тем более что я его уже видел. Здесь рядом галерею бутиков открыли. Класс! Органоморфный дизайн. Не выговоришь, блин! Все предметы в форме органов.

– Каких органов? – насторожился Максимов.

– Человеческих! Ну, там, сердце, почки, печень, у кого она осталась, ха-ха! Цвета – зашибись! Очень яркие. Желтые, оранжевые. Прикольно. Автор – профессор университета из Филадельфии. – И Борода назвал восточное имя знаменитого американского дизайнера.

– Он профессор? – изумился Максимов, вспомнив обильную татуировку этого культового художника, часто приезжавшего в Лондон.

«А теперь в Москву, значит, наладился».

На городские пейзажи профессор посматривал сквозь свои огромные кислотные очки с нескрываемым скепсисом. Поговаривали, что этот мировой кудесник предложил перекрасить Биг-Бен в пронзительные цвета детской неожиданности, но не встретил сочувствия у консервативных британцев.

– Хотя поздновато. Я как-то сразу не подумал. Наверное, закрыли галерею. Органы отдыхают, – замялся Георгий, в планы которого вообще-то посещение бутиков не входило. – Предлагаю другой вариант. Ночной клуб. Сегодня немцы выступают.

– Идет, – согласился Максимов.

О своей уступчивости он пожалел ровно через пять минут после начала представления.

Голый по пояс мужчина, закопченный, словно потомственный кочегар, резал бензопилой деревянный брусок. По соседству с «человеком-пилой» его коллега оглушительно долбил стену перфоратором. Звук, напоминающий надсадный вой сломанной бормашины, органично дополнялся истошным металлическим уханьем – один из музыкантов подпрыгивал на листе кровельного железа, а заодно хлестал алюминиевыми трубками по металлическим пружинам.

«Сумасшедший дом!» У Максимова нестерпимо заломило затылок.

– А нет чего-нибудь поспокойнее? Джаза, например?

Бородин с искренним сочувствием кивнул и показал в сторону выхода.

– Не пугайтесь, это клуб только для своих, – доверительно сообщил он через некоторое время, осторожно проводя Максимова через подозрительно темный двор.

– Но здесь нет даже вывески!

– Я же говорю, для своих. Классическая музыка устроит?

– Идеально.

– О чем и речь. Классика, кстати, тоже вставляет не по-детски. Кто понимает, конечно, – проникновенно поделился своей мыслью Бородин. – Осторожно, не навернитесь. Япона мать – какая лестница крутая!

В заброшенном подвале было темновато. На стенах чадили смоляные факелы. В углу вместо бара стояли две канистры.

– Коньяк, – сообщил всезнающий Бородин. – Сейчас налью по кружечке.

Максимов утонул в безразмерной подушке, брошенной прямо на земляной пол, и вскоре почувствовал, что музыка обволакивает, расслабляет, убаюкивает.

Засыпая, он вновь, но уже без внутреннего протеста, а с умиротворенной обреченностью и тихой нежностью подумал: «Сумасшедший дом».

* * *

Генеральный директор компании «Консалт энд Бэнкинг», или сокращенно «K&B», Валентин Борисович Рюмин нетерпеливо посмотрел на часы. Встречу с выписанным из Лондона новым специалистом Александром Максимовым он предусмотрительно назначил на три часа дня – сразу после обеда.

Рюмин предполагал, что после вчерашней экскурсии по московским знаковым местам Максимову понадобится отдых, и хотел, чтобы он приехал на беседу свеженьким.

Однако даже многоопытный Валентин Борисович ошибся.

Борода докладывал, что новенький не пьет и даже не курит, хотя от впечатлений слегка «поплыл».

«Пионер какой-то, физкультурник. Впрочем, сейчас это модно», – подумал Рюмин.

Он и сам практически не пил – даже в те времена, когда это считалось неприличным и подозрительным. И надо сказать, эти подозрения не были лишены оснований.