Ледокол - Валерий Рощин

Глава первая

Антарктида; море Росса; советская полярная станция «Русская» — борт ледокола «Михаил Громов» 7 марта 1985 года

Настроив приемо-передающую аппаратуру, радист Зорькин «настучал» радиограмму: «Залив», метеоусловия в районе полярной станции «Русская» сложные: обильный снегопад и сильный ветер с материка. Скорость ветра 10–12 метров в секунду; порывы до 15».

Спустя несколько минут из Балтийского морского пароходства пришел вопрос: «Эвакуация полярников закончена?»

«В процессе, — ответил Зорькин. — Как только примем на борт последнего полярника — сразу отвалим в сторону чистой воды…»

Северное полушарие готовилось к наступлению весны. А в Южном ожидалась холодная осень, и вахта на «Русской» подошла к долгожданной завершающей фазе. Советский дизель-электрический ледокол «Михаил Громов» приблизился к одному из берегов Антарктиды; сотрудникам полярной станции оставалось лишь собрать подготовленные вещички, преодолеть пару километров по льду и взобраться на его борт.

«Вахтой» старые полярники называли весь период экспедиции. Как правило, он был коротким — до трех месяцев. Но иногда по различным причинам затягивался до полугода и даже до девяти месяцев.

Станция «Русская» располагалась недалеко от берега — подошедший ледокол был виден с ее небольшой территории на фоне нескольких вмерзших в лед айсбергов, как на цветной фотографии. Лева с Беляевым покинули модуль станции последними. Последними преодолели тяжелый путь до судна и последними взобрались по опущенному боковому трапу.

Там, где летом гулял прижим [1], теперь белел сплошной лед. Основная группа полярников далеко впереди толкала установленный на санях небольшой контейнер с оборудованием. Здоровяк Беляев тащил два тяжелых ящика с инструментами, неуклюжий Лева нес за спиной рюкзак со своими личными вещами и вещами товарища, а руками удерживал непослушную Фросю — собаку средних размеров неопределенной породы.

Наконец, основная группа с санным грузом подошла к борту ледокола. Погрузка контейнера прошла быстро и без проблем. Полярники дружно устремились по трапу на палубу. Тепло поприветствовав прибывших за ними моряков, они в сопровождении матроса просочились с багажом в надстройку и в радостном возбуждении двинулись по узким коридорам к отведенному для них жилью.

Матрос привел гостей судна в закуток к свободным каютам, открыл ключами дверцы и предложил располагаться.

— Не хоромы! — поставив ящики слева от входа, весело оценил размеры жилища Беляев.

— Зато тепло, светло и почти как дома! — хохотнул один из его товарищей.

— А ты хотел апартаменты, как у капитана? — рассмеялся из коридора второй. — Чтоб и спаленка, и рабочий кабинет, и свой гальюн с ванной?..

Прибывшие на борт «Громова» полярники испытывали настоящую эйфорию. Еще бы не волноваться! Столько месяцев прожили в модульном строении по соседству с Южным полюсом. В их убогом жилище не было ни телевизора, ни приемника, ни нормального душа с теплым туалетом. Модуль был поделен на три небольшие зоны: столовая, рабочая и жилая.

С одной стороны — мечта, а не работа. Уйма времени для медитации, чистейший воздух, полное отсутствие автомобильных пробок, а также добрый, отзывчивый коллектив единомышленников. В хорошую погоду можно было прогуляться по окрестностям, правда желающих на такие прогулки не находилось, ибо ничего нового никто из полярников вокруг станции не узрел бы. Утром, в обед и вечером снимались показания с приборов метеорологического контроля, расположенных рядом с модулем, а вечером в жилой зоне мужики резались в настольные игры. Вот и все разнообразие. И это уже была другая сторона медали — серая, унылая и неизбежная, как пенсия.

Но с этого часа безрадостная жизнь полярников непременно окрасится в новые яркие цвета. Судно с благоустроенными каютами, с теплыми гальюнами и светлой кают-компанией, да еще двигающееся в сторону дома, — это совсем другое дело.

И только тридцатипятилетний Лева, нагруженный рюкзаком и собакой, отчего-то был невесел. Дабы избавиться от заплечной ноши, он опустил на пол двухместной каюты собаку и, тяжело дыша, скинул одну лямку, другую. Рюкзак мягко шлепнулся на пол.

Фрося тоже нервничала. Попав в незнакомое помещение, она настороженно принюхивалась к новым запахам и поскуливала. На станцию ее тоже доставляли ледоколом, но тогда она была несмышленым щенком и почти ничего не запомнила. Вильнув хвостом, она незаметно выскочила за приоткрытую дверь…

Как только полярники разместились в каютах, по корпусу судна прошла вибрация; усилился фоновый гул. Бывалый народ сразу понял: главные дизели увеличили мощность, и ледокол начал движение в сторону от берега.

Так оно и было.

Старший механик Черногорцев сидел на своем «троне» в машинном перед панелью контрольных приборов и жевал бутерброд, когда раздался звонок, а стрелка машинного телеграфа скакнула из сектора «Стоп» в сектор «Малый». Динамик трансляции при этом продублировал команду голосом второго помощника капитана Банника:

— Малый вперед.

— Понял, малый вперед, — пробасил «дед» и отдал соответствующую команду вахтенному матросу-машинисту.

После чего потянулся к лежащему пакету, достал из него припасенный бутерброд и принялся с аппетитом жевать. Однако вскоре трапеза прервалась очередным звонком и ожившей стрелкой телеграфа.

— Полный вперед! — известил динамик.

Вздохнув, стармех устроил бутерброд на приборной панели, вытер о коленку ладонь и, дотянувшись до микрофона, отрапортовал:

— Есть полный вперед! Васька!

Сидевший неподалеку моторист подскочил:

— Да!

— Давай полный.

— Слушаюсь!

Дизели увеличили обороты. Послушав их работу, стармех решил продолжить трапезу и протянул руку к тому месту, куда положил недоеденный кусок хлеба с нарезанными ломтиками копченой колбасы. Но его там не оказалось — приборная панель была пуста.

— Что за шутки?.. — пробасил Черногорцев, оглядываясь по сторонам.

Однако рядом с его «троном» никого не обнаружилось. Все подчиненные мотористы были заняты делами.

— Чертовщина, — пробормотал «дед» и, смяв в комок пустой пакет, отправил его в урну.

* * *

«Залив», приняли на борт сотрудников полярной станции «Русская». Направляемся полным ходом к чистой воде. Радист «Михаила Громова» Зорькин», — улетела в Ленинград очередная радио-грамма.

«Понял вас. Какова ледовая обстановка?» — ответили вопросом из Балтийского морского пароходства.

«Ледовая обстановка сложная. Продвижение ледокола затруднено толщиной льда».