Смерть в кармане - Илья Бушмин

1

Этим вечером они начали рейд на родной кольцевой. В такие дни никогда не знаешь заранее, куда занесет тебя нелегкая. В этот раз нелегкая занесла их на «Юго-Западную». Гущин навострился, как взявшая след гончая, когда на платформе у толпы поджидающих поезда пассажиров нарисовались двое подозрительных парней. Все, как его учили: у одного сумка в руке, второй с курткой на левом запястье.

— Кажется… — начал Гущин, но договорить он не успел, потому что в наушнике рации прохрипел голос Богданова:

— Наш клиент.

Гущин нашел глазами Богданова. Тот незаметно для набившихся на платформе обывателей кивнул на колонну. Около нее стоял ничем не примечательный тип. Неприметный с виду, лет 30, слегка горбоносый. Единственной приметой мог служить выдающийся кадык, дергавшийся над воротником его куртки и словно живущий собственной жизнью.

Подошел, грохоча, поезд. Когда толпа шорохом сотен сороконожек зашуршала подошвами к распахнувшимся дверям вагонов метро, Кадык отделился от колонны и направился к одному из них. Гущин поймал пару его взглядов, которыми тот окидывал пассажиров с сумками.

— Наш, — сам с собой согласился Богданов.

Они с двух сторон двинулись к Кадыку. Но в самый последний момент тот потерял интерес к поезду. Шагнул назад, обернулся, словно ища кого-то. Помял газету, проводил глазами скрывшийся в тоннеле поезд — и зашагал к противоположному краю платформы.

— Озирается, сука, — шепнул Богданов Гущину, поравнявшись с ним. — Почуял что-то. Чуйка, видать, хорошо развита. Не новичок.

Гущин был новичком, поэтому промолчал. Без подсказок наставника он никогда не обратил бы внимания на этого ничем не выдающегося типа.

Подошел поезд. Гущин и Богданов по сигналу последнего разделились и зашли с двух сторон, беря Кадыка в клещи. Тот явно колебался, гадая, попытать ему счастья в этом поезде, или все же не рисковать. Теперь Гущин видел сомнения на его лице. Кадык действительно что-то почувствовал, и это ему категорически не нравилось.

В последний момент он все же шагнул в поезд. Гущин успел шмыгнуть за ним, и закрывающийся двери скользнули по его куртке. Богданов зашел в соседние двери их же вагона, взялся рукой за поручень и еле заметно кивнул Гущину — «порядок, работаем».

Работать начал и Кадык. Выждал, пока «робот» унылым казенным женским голосом объявил следующую станцию, вслед за чем поезд тронулся и, разгоняясь, вошел в тоннель. А затем начал движение. Кадык прошел к сидячим местам, около которых, держась за петли, замерли несколько пассажиров. Гущин видел, как Кадык пристроился около девушки. Девушка стояла боком и читала книжку карманного формата. Ее полуоткрытая сумка висела на плече. Очевидно, Кадык решил попытать счастья именно там.

Не теряясь, вор начал работать. Вот он кашлянул, заставив стоявшего к нему лицом мужика в очках отвернуться. Вот его ладонь медленно заскользила к сумке девушки, прячась между полой куртки Кадыка и ее, девушки, спиной. Вот Богданов, который медленно продвигался вперед, застыл, готовый действовать — сразу же после того, как кошелек из сумки перекочует к «щипачу»…

…Девушка поправила сумку. Гущин заметил, как она нахмурилась, почувствовав, что что-то не так. Посильнее прижав висевшую на плече сумку рукой к корпусу, девушка перевернула страницу книжки и вернулась к чтению.

За месяц работы в подземке Гущин поразился, как много места в жизни человека занимает интуиция. И, что характерно, человек даже не подозревает об этом. Вот и эта девушка никогда не узнает, что где-то на обочине ее внимания интуиция, как хорошая оперативная система компьютера, защитила ее от кражи.

А оперов — от улова.

— Коза, — буркнул в сердцах Богданов и, перехватив строгий взгляд сидевший рядом старушки, отвернулся.

Терять время после осечки Кадык не стал. Он отвернулся и шагнул к правой стороне вагона. Пристроился позади женщины средних лет, которая говорила по сотовому. Сумка, как и водится, приоткрыта. Кадык приблизился чуть плотнее, почти касаясь сумку бедром.

— Да? А она чего? — бормотала женщина. Обернулась, смерила Кадыка подозрительным взглядом. Подтянула сумку к себе и отвернулась. — Надо же. Вот гадина какая. А ты ей чего?

Снова осечка.

Заунывный голос промычал, объявляя станцию. Двери распахнулись. Несколько человек вошли в вагон, обступив Кадыка. Он протиснулся между ними и торопливо, словно вспомнив, что ему выходить прямо сейчас, покинул вагон.

Гущин и Богданов выбрались из поезда в последний момент. Толкнув младшего напарника локтем в бок, Богданов шепотом скомандовал:

— Марафетим.

Сам он первым стянул с себя толстовку и повязал ее на поясе, а на голову нахлобучил бейсболку. Гущин нацепил на нос солнцезащитные очки и накинул на плечи ветровку. Теперь можно поработать по Кадыку еще несколько станций.

Когда выслеживаешь карманника, маскировка — едва ли не половина успеха. Нужно менять не только внешность, но и образ. Только что ты был задумчивым мужичком средних лет, устало изучающим газету — а теперь преображаешься в молодящегося типа, слушающего музыку в наушниках и жующего жвачку. Именно образ отпечатывается в глазах и памяти других. Карманников, всегда проверяющихся на предмет полицейского хвоста, это касается в первую очередь.

Снова противоположный край платформы, за которой в тоннеле уже грохотал приближающийся поезд. Один из людей на платформе привлек внимание Кадыка. И было отчего — кошелек торчал у него прямо из заднего кармана просторных мятых джинсов. Кадык направился за будущей жертвой прямо в двери вагона.

— Простите, — натыкаясь на кого-то, буркнул Гущин и протиснулся в двери за Кадыком. Спины других вошедших загораживали объект слежки, и Гущин осторожно тянул шею то влево, то вправо, стараясь разглядеть вора.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Проспект Вернадского»…

Закрывающиеся двери громко щелкнули, когда кто-то с трудом протиснулся в них. Гущин машинально обернулся — и увидел Кадыка. Тот стоял в метре от Гущина, на платформе, и смотрел прямо на него. В то же мгновение поезд тронулся.

— Твою же мать, — не выдержав, чертыхнулся Гущин.

Богданов тоже оказался в плену уносящегося в тоннель поезда метро. Последнее, что он разглядел между мелькавших на платформе колонн — силуэт Кадыка, который быстрым шагом двигался к выходу на поверхность.

— Срисовал он нас, — уверенно заявил Богданов. — Не просто почувствовал, а срисовал. Только где именно, не знаю. Не жались ведь к нему вроде. Где умудрился срисовать, ума не приложу.

Вечером они сидели в любимом баре и пили пиво, провожая очередной пролетевший рабочий день. С ними был и Курилин, 40-летний опер из их же отделения, которого месяц назад перевели в общий отдел. Собственно, на его место и назначили новичка Гущина.