Прежде чем он согрешит - Блейк Пирс

Пролог

Солнце показалось на горизонте, но ещё не выжгло прохладу ночи – для Кристи это было любимое время дня. Глядя на то, как солнце поднимается над городом, она напоминала себе, что ночь когда-нибудь всегда подходит к концу, и сейчас ей нужно было это помнить, потому что она стала всё больше и больше отдаляться от Бога. Глядя на то, как солнце поднимается над зданиями Вашингтона, отгоняя ночь прочь, она вспомнила слова одной молитвенной песни: «Пусть будут слёзы в ночи, но утром будет радость…»

Она повторяла эти слова снова и снова, идя по дорожке в направлении церкви. Она уже несколько недель собиралась сюда прийти. Её вера пошатнулась, и она поддалась греху и искушению. Она решила, что нужно исповедаться, но это было непростое решение. Говорить о собственных грехах всегда тяжело, но она знала, что должна это сделать. Чем дольше между ней и Богом будет жить грех, тем сложнее будет всё исправить. Чем быстрее она исповедуется в своём грехе, тем выше шанс, что она встанет на верный путь и уверует вновь, потому что именно вера определяла её жизнь с десятилетнего возраста.

Она увидела вдали церковь, и ею снова овладела неуверенность: «Я смогу? Смогу ли я в этом признаться?»

Знакомые очертания церкви Благословенного Сердца говорили ей, что да, она сможет.

Кристи бил озноб. Она не знала, как назвать то, в чём была замешана. Романом? Она лишь однажды целовала того мужчину, а потом прекратила их отношения, но продолжала с ним видеться, продолжала наслаждаться его восхищением и комплиментами – словами, которые муж перестал говорить в её адрес уже много лет назад.

Ей казалось, что солнце, поднимаясь высоко в небе и окрашивая стены Благословенного Сердца в золото и нежно оранжевый цвет, выжигало лучами её грех. Если ей нужен был знак, чтобы решиться на утреннюю исповедь перед священником, то это был он.

С тяжёлым сердцем она подошла к ступеням церкви. Она знала, что уже через несколько минут её совесть будет чиста. Она сможет вернуться домой, признав свои грехи, сбросив тяжёлый груз с души и…

Дойдя до дверей церкви, Кристи вскрикнула.

Она отступила назад, не переставая кричать. Пятясь, она чуть не упала с бетонных ступеней. Она закрыла рот ладонью, но не смогла приглушить крик.

На дверях висел отец Костас. Из одежды на нём было только бельё, и вдоль бровей шёл длинный разрез. Голова свисала вниз, словно он смотрел на босые ноги, болтающиеся в метре над крыльцом. Кровь тонкими струйками стекала с пальцев ног, собираясь в грязную лужу на бетоне.

«Распят, – подумала Кристи. – Отец Костас распят».

После последнего расследования Макензи Уайт сделала то, чего никогда не делала за всю свою карьеру, – попросила отпуск.

Ряд причин вынудил её просить двухнедельный отпуск, и не прошло и дня, как она поняла, что приняла правильное решение. С первого дня в Бюро она сразу создала себе нужную репутацию. Сама того не планируя, Макензи занималась резонансными делами, которые, казалось, сами так и шли ей в руки. Более того, она с честью справилась со всеми заданиями, чем впечатлила нужных людей в Куантико и Вашингтоне. После череды успешных дел, из-за которых она месяцами рисковала собственной жизнью, Макензи решила, что вполне могла рассчитывать на две недели оплачиваемого отпуска.

Начальство согласилось с ней и даже настояло на отдыхе. Она знала, что начальники были бы приятно удивлены, узнай они, как она проводит отпуск – в спортзалах и на стадионах, работая над силой и выносливостью, оттачивая до совершенства навыки и инстинкты. У неё была прочная база. Она была хорошо знакома с правилами рукопашного боя. Она пугающе хорошо управлялась с огнестрельным оружием. Она была намного сильнее других женщин, с которыми училась в Академии.

Макензи хотелось стать ещё лучше.

Именно поэтому на восьмой день двухнедельного отпуска она потела в частном спортзале, доводя тело до изнеможения. Она оттолкнулась от угла боксёрского ринга, с признательностью кивнув спарринг-партнёру. Начинался второй раунд, и она была уверена, что проиграет бой. Ну и что с того.

Она занималась тайским боксом чуть больше месяца. Макензи делала определённые успехи и решила добавить к нему элементы менее известного направления. Благодаря индивидуальным занятиям с тренером и огромному упорству Макензи начала овладевать Яв-Ян, одним из видов филиппинского бокса. Смесь двух стилей была нетипична, но они с тренером пытались их объединить. Для Макензи это было физически непросто, и часто плечи и икры напрягались так, что казались твёрдыми, как кирпич.

И сейчас она чувствовала эти мышцы, подходя ближе к спарринг-партнёру. Они стукнулись перчатками и продолжили бой. Макензи тут же увернулась от удара и в ответ нанесла удар в нижнюю часть туловища.

Овладение новым стилем борьбы было схоже с изучением нового вида танца. В детстве Макензи ходила на танцы, навсегда запомнив, как важно не терять концентрации и правильно работать ногами. Эти знания она применяла и когда стала патрульным полицейским, и когда получила должность детектива в Небраске. Эти базовые знания очень помогли ей и в работе агента ФБР, не раз спасая жизнь.

Выйдя на ринг, она вспомнила всё, чему её учили. Она пыталась применить новые приёмы и знания, перейдя к серии нисходящих ударов ногами и руками, которые она чередовала с традиционными приёмами кикбоксинга. Удивление на лице спарринг-партнёра подействовала на Макензи ободряюще, побуждая её продолжать в том же духе. Это была всего лишь тренировка, но ей хотелось и здесь всё делать по высшему разряду.

Тренировка помогла отвлечься. Каждый удар рукой, ногой или локтём напоминал ей о прошлом. За пренебрежение, с которым она столкнулась в департаменте полиции Небраски, вот вам удар левой. Удар тыльной стороной ладони правой руки был ответом страху, который посеяло в ней расследование дела «Страшилы». Удар с поворотом угодил в центр череды загадок, порождённых расследованием смерти отца.

Если говорить откровенно, именно дело отца побудило её овладеть новыми техниками боя, чтобы убедиться, что как боец она тоже продолжала расти. Она получила записку от кого-то, кто был связан со смертью отца,… кого-то, кто скрывался в тени, но явно знал, кто такая была Макензи.

Во время спарринга перед внутренним взором Макензи стояла эта записка.

Прекрати поиски…

Естественно, что она думала совсем об обратном. Именно поэтому сейчас она была на ринге, её взгляд сконцентрировался на партнёре, а мышцы натянулись, как струна.

Когда она нанесла ему удар сначала в солнечное сплетение, а потом локтем в ребро, раздался свисток из угла ринга. Судья улыбался и кивал, негромко аплодируя.

«Хорошо, Мак, – сказал он, – давай-ка передохни, ладно? Ты на ринге уже полтора часа».