Обладание - Тасмина Перри

Пролог

Я мало что помню о той ночи, когда должна была умереть. Забавно, как мозг блокирует те воспоминания, которые не хочет хранить: вам, наверное, это известно. Но стоит мне закрыть глаза, как я слышу звуки той майской ночи. Завывание необычайно холодного ветра, дребезжание оконного стекла в спальне и шорох набегающих на галечный берег волн вдалеке.

Да, еще тогда шел дождь. Это я помню совершенно отчетливо, поскольку слышала, как капли барабанят по стеклу: гипнотически, едва не погружая в транс. На мгновение этот шум скрыл звук его шагов снаружи. «Тук-тук-тук», – стучали его каблуки по каменным плитам, приближаясь медленно и размеренно.

Я знала, что он идет, и знала, что должна делать.

Лежа на железной кровати под пуховым одеялом, я приказала себе успокоиться. В комнату проникал слабый отблеск света от гирлянды голых лампочек, протянутой вдоль прибрежной тропинки. Обычно подобная призрачная темнота вселяла в меня покой, но сегодня я лишь острее ощущала собственное одиночество, словно бездумно и бесцельно парила в пространстве.

Я сжала руку в кулак, молясь о том, чтобы в окно заглянули первые робкие лучи нарождающегося нового дня. Но даже не глядя на часы, я знала, что до него еще четыре или пять часов, и понимала, что тогда будет слишком поздно. Шаги звучали уже возле самого дома, и легкий металлический скрежет ключа, проворачиваемого в замке, эхом разнесся по лестнице. Скрыть подобные звуки в большом и обветшалом здании нелегко, для этого оно было слишком старым и ветхим…

Как же я позволила себе впутаться во все это? Я отправилась в Лондон за лучшей жизнью, в надежде на дальнейшее самосовершенствование и встречи с интересными людьми. Чтобы влюбиться, в конце концов. И вот чем все завершилось: поучительной историей. Поучительной для других.

Я услышала, как скрипнула входная дверь. Из трещин в оконной раме потянуло сквозняком, и у меня заложило нос. Стало холодно, как в покойницкой; весьма уместное зловещее сравнение. Я даже лежала, как мумия, вытянув руки по швам, засунув дрожащие пальцы под бедра, тяжелые и неподвижные, словно балласт, приковавший меня к кровати.

Когда шаги зазвучали на верхней площадке лестницы, я вытащила руки из тепла и положила их поверх прохладного пододеяльника. Пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но, по крайней мере, я была готова драться. Полагаю, это во мне заговорил законник.

Перед дверью спальни он приостановился в нерешительности, и это мгновение словно бы сжалось в холодную напряженную тишину. Да, прийти сюда – явно не самая удачная идея. Закрыв глаза, я усилием воли приказала себе не плакать. Ни одна слезинка не должна скатиться у меня по щеке.

Мягкий шорох дерева по ковру – это отворилась дверь. Инстинкт самосохранения во весь голос завопил, что надо вскочить с постели и бежать без оглядки, но я должна была остаться и посмотреть, сможет ли он осуществить то, что задумал. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди, а руки и ноги, наоборот, окаменели от страха и стали словно чужими. Я по-прежнему не открывала глаз, но чувствовала, как он навис надо мной, и мое тело съежилось в его зловещей тени. Я даже слышала его дыхание.

И тут его рука накрыла мой рот, так что мои пересохшие, крепко сжатые губы ощутили ее холодное прикосновение. Глаза мои распахнулись, и его лицо оказалась всего в нескольких дюймах от моего. Я отчаянно пыталась прочесть его выражение и понять, о чем он думает. Я заставила себя разжать губы, уже готовая закричать изо всех сил, но все-таки стала ждать, чтобы события шли своим чередом.

Три месяца назад

Я не пробыла в своей конторе и пяти минут, когда поняла, что в дверях моего кабинета кто-то стоит.

– А ну-ка, надевай пальто обратно. Мы идем обедать, – произнес голос, который я узнала, даже не поднимая головы.

Я продолжала писать, стараясь сосредоточиться на том, как по бумаге скрипит авторучка, казавшаяся ужасно старомодной в цифровую эпоху. Втайне я надеялась, что он развернется и уйдет.

– Давай-давай, пошевеливайся, – сказал он, требуя моего внимания.

Я посмотрела на старшего клерка и криво улыбнулась.

– Пол, я только что вернулась из здания суда. У меня полно работы, мне надо распечатать постановления… – сказала я, доставая бумаги из папки с делом. Отметив про себя, что в одном месте кожа переплета порвалась, я сделала себе мысленную пометку заклеить ее.

– Приглашаю тебя на обед в «Перо и парик», – заявил в ответ он, снимая с вешалки мое черное пальто и подавая его так, что мне осталось только просунуть руки в рукава.

Я заколебалась, но потом смирилась с неизбежным. Пол Джонс был стихийным бедствием, и не подчиниться ему представлялось решительно невозможным.

– По какому случаю? – осведомилась я, глядя на него с таким видом, словно приглашение на обед было чем-то экстраординарным. Хотя, честно говоря, таким оно и являлось, учитывая, что в последние полгода я обычно ограничивалась бутербродом за рабочим столом.

– У «Мишона» появился новый партнер. Я решил, что вам пора познакомиться.

– Я его знаю?

– Она только что переехала из Манчестера. Но вы поладите.

– Обхаживаешь клиентов-северян. – Я улыбнулась, шутливо преувеличив местный акцент.

Я подхватила свою сумочку, и, выйдя из моего кабинета, мы спустились по длинной лестнице в самое нутро адвокатской конторы. Сейчас здесь царила мертвая тишина, словно в городе-призраке, хотя в такое время – в самом начале второго – в этом не было ничего необычного. У клерков наступил обеденный перерыв, телефоны притихли, а барристеры [1] все еще пребывали в судах или как раз возвращались оттуда.

Когда мы вышли на улицу, резкий и холодный февральский ветер отхлестал меня по щекам, и у меня сразу же перехватило дыхание. Хотя не исключено, что виной всему был весь комплекс Миддл-Темпл, по-прежнему очаровывавший меня, несмотря на то что я проработала здесь пятнадцать лет. Сегодня он выглядел особенно мрачно и сурово. Зажатый между рекой и Флит-стрит, Миддл-Темпл, один из четырех судебных иннов [2] – корпораций и школ подготовки барристеров, – представлял собой запутанный лабиринт клуатров и памятников архитектуры. Кусочек Лондона, застывший во времени, один из немногих уголков столицы, который по ночам все еще освещался газовыми фонарями, и такой сырой и пасмурный день, как сегодня, подходил ему как нельзя лучше.