Дар лесной отшельницы - Лана Синявская

Посвящается Машину С.В.

Учителю и Другу

Лошади не вернулись. Уже стемнело, и Колобейчик понял, что придется отправляться на их поиски. Такое случалось не в первый раз, но именно сегодня Колобейчику особенно не хотелось выходить из дома и болтаться по окрестностям в промозглой ночи. Туман, который здесь, на болотах, почти никогда не исчезал, сегодня был особенно густым. Колобейчик поежился при одном воспоминании о липкой сырости и, нехотя поднявшись со стула, поплелся к двери.

На душе у него было муторно. Он и сам не мог понять, откуда взялось это чувство – особенно впечатлительным он не был, а вот сегодня вдруг раскис. Он чувствовал себя усталым и подавленным, его переполняли дурные предчувствия, и это было странно. «Кажется, я заболеваю», – подумал он и от этой мысли почувствовал облегчение, ведь она все объясняла.

Колобейчик натянул шубу, снял с вбитого в стену крюка уздечку и распахнул входную дверь. В дом клубами ворвался густой туман. Колобейчик вышел на крыльцо и не спеша спустился по ступеням во двор.

Туман был таким плотным, что казалось, накрапывает дождь. Влага сразу же осела на лице, стекая ручейками. Снова поежившись, Колобейчик нехотя зашагал по направлению к высоким деревянным воротам, проклиная строптивых коней, мерзкую погоду и темную, безлунную ночь.

Лошади как в воду канули. Он бродил по окрестностям уже больше часа, и безуспешно. Далеко впереди Колобейчик заметил вереницу мерцающих огоньков, которая медленно двигалась ему навстречу. Он сразу догадался, что это означает: в округе бушевала моровая язва. Местные жители, измученные этой напастью, собрались на крестный ход.

Процессия приближалась. Впереди, помахивая кадилом, торжественно шел батюшка. За ним трое несли чудотворные иконы, бережно обернутые вышитыми рушниками. Остальные несли зажженные свечи и истово крестились.

Колобейчик сошел с дороги в сторону, чтобы пропустить молящихся. Когда они поравнялись с ним, он снял шапку, поклонился шедшему во главе процессии священнику в пояс и потихоньку направился дальше. Он успел отойти всего на несколько шагов, когда его окликнул хриплый голос:

– Эй! Ты что здесь делаешь?

Колобейчик немного удивился, но остановился и обернулся на зов. Вид сгрудившихся в кучу людей неприятно поразил его. Десятки глаз были устремлены на него, и он мог бы поклясться, что в них не было и тени дружелюбия.

– Ты чего по ночам в поле бродишь, спрашиваю? – повторил все тот же голос уже более настойчиво. Кажется, Колобейчик узнал Ваньку Строгинова, известного на всю округу задиру и драчуна.

– Да вот, кони у меня… того… пропали… – Колобейчик не узнал свой собственный голос, отчего-то звучавший очень неуверенно. Он откашлялся, прочищая горло. – Коней ищу, – повторил он уже громче. – Убрели куда-то, проклятые.

– Ишь ты! Коней! Это ночью-то? – недоверчиво спросил другой голос. Остальные негромко переговаривались между собой и медленно подходили все ближе.

Неожиданно Колобейчик ощутил непреодолимое желание броситься наутек и торопливо одернул себя, рассердившись на глупые мысли. С чего ему убегать? Разве он сделал что-то дурное?

Он понял свою ошибку только тогда, когда тесное кольцо людей плотно сомкнулось вокруг него. Вглядываясь в мрачные лица, он с ужасом догадался, что все эти хорошо знакомые ему люди замышляют что-то страшное.

– Братцы, вы чего? – испуганно прошептал он, чувствуя, как холодная струйка пота потекла за воротник.

– Ладно тебе. Не прикидывайся, – оборвали его из толпы. – Попался, упырь проклятый. Теперь не отвертишься!

– Да вы что! – закричал Колобейчик. – Какой упырь? Это же я, Колобейчик!

Но никто не слушал его криков. Точно обезумевшие, люди набросились на него, жестоко избивая, разрывая в клочья одежду. Они повалили его на землю и продолжали пинать ногами. Он не сопротивлялся, только старался уберечь голову от страшных ударов.

Он потерял сознание и очнулся, когда дикая, возбужденная толпа поволокла его к одиноко стоявшей у дороги осине.

Его примотали к дереву невесть откуда взявшимися веревками и принялись допрашивать, каким колдовством он сумел вызвать моровую язву. Колобейчику казалось, что он сошел с ума. Или сошли с ума его мучители. Еле шевеля разбитыми губами, он пытался убедить их в том, что невиновен, но все было бесполезно.

– Сжечь его! – выкрикнул кто-то.

Мужики зароптали, и Колобейчик с ужасом услышал, что многие поддерживают безумную идею.

– Сжечь! Сжечь! – неслось со всех сторон.

– За что?! – выкрикнул он. – За что?!

– Погодите! Мы не можем казнить его без приговора городского суда, – неожиданно раздался в жутком гвалте ровный голос.

– Слава богу! Вершинин, умоляю, объясни им, что я ни в чем не виноват! – взмолился Колобейчик, узнав своего старого друга.

Но толпа не желала подчиняться доводам здравого рассудка. Они угрожающе надвинулись на Вершинина. Тот отступил, но снова повторил, что нужно дождаться решения суда.

– Суд, говоришь? – прищурился один из мужиков, рослый и сильный Демьян. – Пока мы судить да рядить будем, он все живое под корень изведет. Вот помяните мое слово. А если вы, барин, настаиваете, что ж, извольте, выполним вашу волю, но только вы наперед расписочку напишите, что всю ответственность за его черные дела на себя берете.

Одобрительный гул голосов ясно подтвердил, что на стороне Демьяна подавляющее большинство собравшихся.

Вершинин побледнел. Он ясно понимал, к каким последствиям может привести такая расписка. Толпа наступала.

– Ну что, барин, – не унимался Демьян, нависая над ним, – будете писать?

– У меня чернил нет, – попробовал отговориться Вершинин.

– Эка беда, – усмехнулся мужик. – Будут чернила. Васька, беги-ка к старосте в деревню за бумагой и чернилами. Так как же, барин?

Вершинин затравленно переводил взгляд с истерзанного тела своего старого друга на напряженно молчащих мужиков. Потом опустил глаза и глухо проговорил:

– Некогда мне писать. Жгите!

Восторженный рев раздался в ответ. Колобейчик понял, что все пропало и теперь ему нет спасения. Несколько человек со всех ног бросились к ближайшему перелеску за хворостом, остальные сгрудились вокруг дерева. К Колобейчику подвели священника для исповеди.

– Батюшка! Христом-богом вас прошу: остановите их, не берите грех на душу. Ведь невинного на смерть обрекаете! Смилуйтесь!

Только тень сомнения мелькнула на лице святого отца при этих отчаянных словах. Но она была слишком слабой, чтобы перевесить суеверный страх перед черным колдовством, в котором обвиняли несчастного. Поэтому священник ответил приговоренному: