Не потревожим зла - Соня Фрейм

***

Посвящается В.

За все путеводные звезды,

которые появлялись для меня, когда

все остальное гасло

Я начинаю там, где ты закончил

***

Пусть Эрос, мрачный бог, и роковая сила

Убийственных безумств грозят из-за угла —

Попробуем любить, не потревожив зла…

Они сидели друг против друга, и между ними была пустая шахматная доска.

Игрок с разноцветными глазами еле заметно улыбался, точно зная что-то наперед.

Другой игрок, в темных одеждах, внимал тишине, словно ожидая услышать в ней знак.

Игра еще не началась.

Но вот второй игрок поднял тяжелые веки, и на шахматной доске возникли причудливые полупрозрачные фигуры, внутри которых переливалась мерцающая вечность. Разноглазый при этом издал удовлетворенный смешок.

Один играл черными, другой — красными.

И так началась эта история.

— Алиса, ты не отпустишь меня?

— Я держу тебя, Якоб. Как и обещала.

— Я не справлюсь в одиночку.

— Ты не будешь один.

***

Come on, baby,

Don’t fear the Reaper!

Baby, take my hand! [1]

Из колонок водопадом лилась одна и та же фраза, циркулировавшая по комнате, казалось, целую вечность. Куплеты закончились, остался один веселый припев.

Якоб беззвучно повторял слова песни, равнодушно разглядывая потрескавшийся потолок. Алиса скользила где-то рядом, превратившись в размытое пятно.

— Якоб? Слышишь меня?

Ответом ей были лишь слова песни, поставленной на повтор. Алиса могла сейчас закричать, ударить его и даже облить кипятком — он остался бы лежать на кушетке с запрокинутой головой, повторяя, как заклинание, эти заевшие строки.

— Якоб?

Музыка стала невыносимо громкой.

COME ON, BABY!

DON’T FEAR THE REAPER!

DON’T FEAR THE REAPER!

Внутри него была волшебная дверь, за которой он любил исчезать. Возможно, там он был счастливее, чем здесь. Проблема заключалась в том, что Алиса за ним последовать не могла. Он находил лазейку, она утыкалась в стену.

Ножницы потрошили картонные коробки, чтобы их было удобнее трамбовать в контейнеры для бумажного мусора. Этот момент, в котором они так неудачно застряли, тоже следовало бы порезать на части и отправить в помойку.

Господи, как же хотелось тишины…

Она потянулась к магнитофону, но неожиданно ее запястье перехватила рука Якоба.

— Алиса, так надо.

Она смотрела на него злыми воспаленными глазами, а Якоб все так же таращился в потолок, до боли стискивая ее запястье.

— Я больше не могу это слушать. Она играет уже неделю.

— Пожалуйста. Прошу тебя.

Его слова звучали ломко и печально. Иногда ей казалось, что он просто искусно над ней издевается. Временами она не верила ни этому пустому взгляду, ни его тихим коротким просьбам.

— Я вернусь через полчаса. Мне нужно побыть в тишине.

Его пальцы разжались, и рука безвольно упала.

Алиса еще какое-то время молча наблюдала за ним, затем взяла мусор и вышла на улицу.

Разрезанные коробки отправились в контейнер, но она продолжала стоять в вонючем закутке его двора, ощущая глухое отчаяние. События походили на плохую репетицию одной и той же сцены.

«Поскорее бы все это закончилось».

Но от этой мысли тут же стало страшно.

Алиса прошлась до булочной у станции, купила ненужный хлеб. Она поймала себя на мысли, что готова придумать миллион занятий, лишь бы не возвращаться.

Присев на бордюр, она отстраненно наблюдала за людьми и машинами. Небо постепенно гасло, и счет времени терялся…

Чувство реальности накрыло внезапно, и она вдруг резко ощутила, что надо вернуться домой. Как можно быстрее. В животе расползался страх, которого она не испытывала прежде. Шаг становился быстрее. Ступени лестницы хаотично разлетались под ногами, а хлопки дверей казались слишком громкими.

Песня по-прежнему звучала — она услышала ее еще в подъезде.

Но сквозь ее ритм проступало нечто другое.

— Якоб…

Его голову окружал темный ореол. Он лежал словно вписанная в пол икона безымянного святого, хотя только что совершил смертный грех. Пистолет валялся рядом, и теперь пальцы Якоба едва его касались.

DON’T FEAR THE REAPER!

BABY TAKE MY HAND!

— издевательски вторил ее мыслям магнитофон.

Алиса не шевелилась: увиденное лишило ее способности двигаться и мыслить.

Во всем словно звучали отголоски чьей-то насмешки.

Пошатываясь, Алиса дошла до магнитофона и трясущимися пальцами вдавила кнопку. Наступившая тишина ощущалась как неправильная.

Быстро закрыв за собой дверь квартиры, она снова вышла в переливающийся огнями вечерний Берлин — город всех бездомных и заблудших, в котором больше не было Якоба Радке, сумасшедшего с глазами зрячего слепца.

По небу неслись розоватые облака, похожие на облетевшие перья. Солнце садилось, забирая вместе с собой и чью-то испуганную жизнь.