Годен к строевой! - Михаил Серегин

ПРОЛОГ

Если вы проснулись утром в казарме и увидели, как недавно прибывший из учебки сержант застроил всех старослужащих вашей роты, откройте глаза по второму разу, товарищ солдат! Вы спите!

Что? Вы все-таки не спите?!! О боже! Мир сошел с ума! Зачем вы родились на свет?!

Нет! Все сон, все дурной сон! Глаза открылись. Все хорошо, все очень хорошо. В шеренгу построены сержанты всего батальона! Какое счастье! Нет, сержантов жаль, они будут сейчас отжиматься. Как все здорово! Можно не волноваться за Российскую армию - она по-прежнему непобедима.

Да здравствует наш дурдом! Самый правильный дурдом в мире!

ВИКТОР

Весна. Снег еще не сошел с клумб Припрудненского райвоенкомата, а по его ступенькам начали шаркать будущие вояки от Тверской губернии.

Витек вошел в зеленые ворота с красными звездами, преисполненный большого желания стать настоящим бойцом. Его могли посадить за угон. Взяли его менты. Взяли. Но так как он в первый раз… Вообще-то, не в первый, это попался в первый. А чего не подкалымить, если в машинах сечешь? Вот и заработал…

Или в армию на два года, или в тюрьму на три. Выбор очевиден. За решетку кому хочется-то? К тому же служба биографию не портит. Соображай.

Подойдя к дежурному, Витек хотел отдать честь, но передумал и отдал повестку. Все-таки честь дороже, зачем же ее бесплатно отдавать.

Капитан прочитал фамилию, порылся в бумагах, вытащил из стопки личных дел одну тоненькую папочку и отложил ее на край стола.

- Резинкин, иди в шестнадцатую.

Оказавшись в длинном коридоре, худощавый блондин быстро нашел нужную ему дверь. Надпись большими буквами, сделанная от руки толстым красным фломастером на куске ватмана, гласила: «Медкомиссия». Ниже карандашом приписали: «Перед посещением выпить ртуть, принести анализы диабетика, сточить пятки, чтобы походило на плоскостопие. Но лучше сделать операцию по смене мужского достоинства на аналог, но женский. И недостойный». Бумажечка держалась на двери, как и все в нашей стране, ненадежно, с помощью ниточки, надетой на вдавленную кнопочку.

Внутри комнаты одна длинная скамья, несколько крючков для одежды и еще одна дверь, ведущая в соседнее помещение. Тоска одолевала всех, кто входил сюда. Только не Витька. Ему врачей надо пройти - сто пудов. Он сам себя уже годным признал заранее. Пусть во всех бумагах пишут «годен».

Около единственного большого окна стоял одетый лишь в семейные трусы парень. Повернув на шум лысую голову, он со знанием дела рекомендовал раздеваться.

- Здесь ждать не любят.

- Варягин! - донесся женский голос из-за стены.

- Меня, - пацан исчез в боковой двери, топая босыми ногами по каменному полу.

Витек остался наедине с двумя коричневыми облупленными дверьми. Только он успел стащить с себя штаны, как ввалилось сразу трое. Салаги, такие же, как и он.

Призывники шарили глазами по Витьку и висящей на крючках одежде.

- Чего стоите, раздевайтесь, здесь ждать не любят.

- Резинкин, - услышали все, и Витя подался к врачам.

- Топай-топай, - пробасил один из троих пришлых, отличавшийся от остальных шириной плеч и узким лбом.

В соседней комнате под давно не беленным потолком висел засиженный мухами молочного цвета плафон. Стены имели едко-зеленый цвет, разбавленный ярким пятном плаката с оптимистическим названием: «Дифтерия, холера и СПИД вокруг нас». Акварельными красками изображены были довольно отвратные типы, выдающие себя за эти болезни, а внизу буквами помельче: «Встретим их достойно».

- Это с хлебом и солью, - догадался Витек.

Немолодая женщина, склонив голову над столом, наяривала ручкой по одной из страниц в чьем-то личном деле. Рядом с ней сидела толстуха в больших очках. Она теребила ручку в пальцах и ничего не писала.

В углу комнаты стояли ростомер и весы, рядом с ними - медсестра в самом белом халате из всех, что были на присутствующих, и в шапочке с кружавчиками колора спелой ежевики, бегущими по краю.

Похоже, он тут никого не интересует.

Резинкин вернулся было обратно в раздевалку.

- Куда пошел?! - взорвалась толстуха.

Он не обратил на ее рык внимания.

Напустив на себя строгость, Витек в раздевалке объявил:

- Мужики, там сказали, чтобы остальные снимали с себя все.

Трое дегенератов стали переваривать услышанное, а он вернулся к врачам.

- Сердце болит? - спросила пишущая тетя.

- Нет.

- Идите сюда, - позвала медсестра.

- Ночью ходите?

- Хожу, а куда?

- Не прикидывайся идиотом. Писать ходишь? - Докторша подняла голову, уставившись на призывника маленькими злыми глазками.

- Рост - сто семьдесят два.

- Писать хожу.

- И как часто?

- Каждую ночь.

- Вес - шестьдесят девять.

- И давно под себя делаешь?

- Под себя с детства не делаю. А в туалет по ночам встаю. Это плохо? Мне никто об этом не говорил, доктор. Мне надо, чтобы все было хорошо. Ночью писать нельзя, да?

- Грудь - девяносто четыре.

- Можно, только не во сне.

- Нет. Во сне не хожу.

- Молодец.

- Размер противогаза - три.

- Корью, ветрянкой, свинкой болел?

- Болел всем.

- Сотрясения мозга?

- Были.

- Сколько раз?

- Два раза, у моей собаки.

- У тебя!

- Не знаю, документально не зафиксировано.

- Руки, ноги ломал?

- Да, правый указательный палец, он теперь не гнется.

- Ну-ка, покажи.

Резинкин посмотрел вниз на ногу.

- Вон видите, не до конца сгибается.

- Иди ко мне, - позвала записывающая антропометрические данные толстуха.

Резинкин послушно подошел к столу.

- Повернись.

Он подчинился и увидел на стене таблицу для проверки зрения.

- Закрой левый глаз. Читай, что написано над красной чертой.

Витя справился без труда.

- Молодец, другой глаз.

Резинкин повторил по памяти фразу из нескольких букв, не утруждая себя чтением.