Зимняя война. Дороги чужого севера - Александр Тамоников Страница 10

Мечников вдруг вспомнил свое детство, о котором никогда никому не рассказывал. Перед глазами всплыла картинка: над ним склонялась женщина в шерстяном пальто, на ней была шапка из дорогого меха, горло обмотано пушистым клетчатым шарфом. Она держала его на руках, куда-то быстро несла, плакала, а он уже был не младенец, болтал ногами, чувствовал невыразимый страх, льнул к этой женщине — такой единственной и родной. Никита помнил выстрелы, визг тормозов автомобиля, женщину окружили люди в фуражках и с погонами на плечах. Мелькали деревья, трещали револьверы, женщина, которая его тащила, споткнулась. Никита ревел, прижимался к ней, тряс. Вокруг были люди, выл мужчина, упавший на колени, — Никита помнил исходящий от него запах: кожа, грубое сукно, пот. В память врезался истошный крик: «Штабс-капитан, хватит, найдите в себе мужество! Надежда Викторовна мертва, а ваш сын еще жив! Надо уходить, эти сволочи через минуту будут здесь!» Потом опять гремели выстрелы, что-то взрывалось, все вертелось, и маленький мальчик умирал от обуявшего его ужаса. Его ли это воспоминания? Кто были эти люди? Последний всплеск в голове: ночной лес, он бежит, подвывая от страха, вязнет в черном, еще не растаявшем снегу… Много лет спустя он даже боялся об этом думать. Мальчика отдали в детдом, но перед этим была больница, где лежали другие дети, странные плакаты и транспаранты на стенах, командные голоса персонала. Детские воспоминания почти стерлись, осталась лишь упомянутая сцена, не дававшая ему покоя, а еще как мама говорила, что ему шесть лет… Это Никита помнил точно, а все остальное накрыла волна беспамятства: кто он такой, имя, фамилия, происхождение… Дети за грехи отцов не отвечали — лозунг был формальный, но иногда работал. Над именем и фамилией долго не мудрили. Никитой Мечниковым звали жителя деревни, который нашел его в лесу под Царским Селом и привез в городской детский приемник. Детский дом под Ленинградом, речевки, лозунги, прописные марксистские истины, вбиваемые в голову с малых лет. Там же школа, мастерские при школе. Военный коммунизм был везде — даже в детских домах. А когда прошла его эпоха — путевка в жизнь, свобода, высшее техническое училище в городе на Неве. Учебу бросил через год — не его стезя. Манила офицерская карьера. Служба в армии в Приволжском военном округе, поступление в военное училище. Он с упорством проходил все тяготы, выпустился с отличием. Попал в разведку, бои на озере Хасан, где взвод, которым он командовал, понес потери, но выявил за сопками замаскированные огневые точки японцев, сильно мешающие жить советским войскам, и артиллерия благополучно их разнесла. Именные часы от командования, короткий отпуск, за который он не только не решил проблемы с личной жизнью, а только усугубил существующие. Полностью отдался службе, молодой еще — успеет обзавестись семьей. Перевод в Ленинградский военный округ, серьезные проблемы с буржуазной Финляндией, чьи войска стояли в 90 километрах от Ленинграда и создавали символу Советской власти серьезную угрозу…

…Около полуночи прибыл посыльный от командира роты Покровского. Капитан желал его видеть. Покровский и политрук Зимин расположились в домике через дорогу. Двор был завален снегом. Участок пустовал еще до появления советских войск. Передвигаться по городу было странно — ни одного местного жителя, только военные. Ожидалось прибытие роты НКВД, призванной взять город под контроль. А потом, по мере отдаления линии фронта, предстояло сформироваться подобию гражданской власти, могли вернуться отдельные жители…

— Отдыхают твои люди, старший лейтенант? — поинтересовался Покровский, расстилая в натопленной комнате карту. — Хорошо, пусть отдыхают, силы ребятам не помешают. Смотри сюда, — ткнул он пальцем в карту. — Как видишь, полная муть. На север лишь одна дорога, по крайней мере из тех, по которой можно пройти и проехать. До Кохтлы десять верст. Про эту местность мы ничего не знаем… впрочем, как и всегда. Из карты явствует, что это сплошные леса и несколько извилистых озер. Вот здесь, через три километра, слева по ходу движения — деревня Каллела, надо полагать, оставленная жителями. Про другие населенные пункты сведений нет — возможно, они отсутствуют, но скорее всего не обозначены на карте. Командование полка получило приказ: с раннего утра выдвигаться вперед, не дожидаясь, пока подтянутся соседи.

— Опасно, товарищ капитан, — задумчиво изрек Мечников. — Про партизанскую тактику финнов мы знаем не понаслышке. Тем более здесь, где только одна дорога…

— Разумеется, опасно, — пожал плечами Покровский. — Война — это вообще опасное дело. А чтобы уменьшить риск, существует разведка. Мы опрашивали местных жителей… до того, как всех отправили в тыл, а их насобирали в этом городке душ семьдесят — в основном женщины и дети. Финский батальон, державший высоту, снялся с позиций примерно в пять утра. Все сделали тихо, грамотно, мы сидели в полутора верстах и в ус не дули. В этом не грех у финнов и поучиться… В начале шестого финские части прошли через город и растворились в северном лесу. При этом, по свидетельствам очевидцев, они меньше всего напоминали деморализованное войско Наполеона у Березины. Тащили все вооружение, пулеметы, минометы, ящики с патронами. Автомобильной техники у них не было, но имелись сани, запряженные лошадьми. Единственная грузовая машина ушла перед проходом всей колонны — мы полагаем, что с ранеными. Лыжников там не было, и это хорошо…

— Они уже дошли до Кохтлы, — резюмировал Мечников. — А возможно, рассосались по лесам, поставили ловушки и ждут, когда мы пойдем по единственной дороге.

— Давай не будем каркать, — поморщился Покровский. — Взводы Овчинникова и Лозового, соблюдая меры предосторожности, углубились в лес километра на два и никого не встретили. Выявили две мины на проезжей части, о чем впоследствии доложили саперам. Последние пойдут перед колонной, будут обезвреживать взрывные устройства. Я оставил в лесу несколько дозоров, в случае опасности они откроют огонь, и на северной окраине их услышат. Полк выступает в семь утра, перед рассветом. Твоему взводу особая задача. Получите лыжи… мы тут собрали кое-что по домам. Маскхалаты, автоматы «Суоми» — внешне вы не должны отличаться от финских лыжников. Хотя бы временно их можно ввести в заблуждение. Выдвигаетесь по лесу вдоль дороги — на проезжую часть не выходить. В лес не углубляться — в этом нет смысла. В случае опасности отгоняете противника, отвлекаете на себя. Каждые четверть часа отправляешь посыльных в тыл — я буду идти в голове колонны.

— Не нравится мне это, товарищ капитан, — покачал головой Мечников. — Приказ выполню, сделаю все возможное, но очень мне это не нравится. Не умеем мы воевать в финских лесах.

— Можно подумать, мне нравится, — возмутился Покровский. — Но есть приказ: только вперед, не считаясь ни с чем. Проявим осторожность, местность будем изучать по мере выдвижения. В пять часов поднимай своих бойцов и идите получать лыжи. Удачи, Мечников…

Пушистый снег сыпался с ветвей на голову. Шуршали еловые лапы. В лесу было сумрачно, утро только начиналось. Невнятные тени скользили среди деревьев. Лыжники шли вдоль утрамбованной лесной дороги, огибали деревья, заросли бурелома, увенчанные снежными шапками. В лесу было тихо, торжественно, красиво — но вся эта красота могла рассыпаться в любой момент. Где-то сзади двигался полк, гремела техника, саперы проверяли дорогу, а здесь мирно, спокойно, словно в другом мире… Лыжи у финнов были короткие, широкие, практически не проваливались в снег, имели удобное крепление, подходящее к любой обуви. По ощущениям, прошли километра два, не спешили, пристально вглядывались в очертания зимнего леса. Упустить крупную засаду было невозможно — у разведчика глаз наметан. Что не заметит один, то заметит другой. Несколько раз Мечников отправлял посыльных в тыл — с наказом не рвать вперед, проявлять осмотрительность. Сбавляли ход, ждали, пока он вернется, за это время проверяли округу. Идти без лыжных палок было невозможно — поэтому автоматы у всех находились за спиной, что доставляло некоторый дискомфорт…

Конец ознакомительного фрагмента