Профи - Александр Шувалов Страница 10

— Он открыл только один закон и, вообще, при чем тут Архимед?

— Этот закон гласит: роскошь офиса обратно пропорциональна щедрости его руководства. Итак, где мои деньги?

Вайсфельд открыл ящик стола, достал оттуда конверт и передал мне.

— Пересчитывать будете?

— Нет, — скромно ответил я, пряча гонорар в карман.

— А если мы вас обманем? — и что он постоянно ко мне вяжется, прилипчивый наш?

— Тогда я вас тоже обману при случае.

— Давай к делу, Стас.

— Вот именно, к делу, — вмешался вездесущий руководитель. — Ваша задача — обеспечить безопасность нашего президента и ликвидировать источник угрозы. Ваш гонорар. — он протянул мне лист бумаги с цифрой. — Это в евро.

Я взял со стола ручку с корпоративным логотипом, кое-что зачеркнул и дописал.

— И это тоже в евро. Расходы должны оплачиваться отдельно.

— Вы в своем уме?

— Ну, не в вашем же.

— Стас, — попытался, выражаясь флотским языком, «вернуть в меридиан» охамевшего провинциала в моем лице Степаныч.

— Да за такие деньги мы можем…

— Вы можете пригласить Мадонну, она споет и спляшет на поминках по господину Крупину, и это будет по-настоящему круто.

— Между прочим, мы даем вам возможность отомстить вашему другу.

— Он перестал быть таковым, когда выстрелил в меня.

— Тогда вашему врагу.

— Я давно простил всех своих врагов.

— А может, вы просто боитесь его?

— Конечно, боюсь, он же профессионал.

— Лучше вас?

— По крайней мере, не хуже. А что касается денег, то названная мной сумма — вполне реальная плата за работу для меня и моей команды.

— О команде можете не беспокоиться. В ваше подчинение будет выделена группа настоящих профессионалов.

— Не тех ли клоунов, которые ездили ко мне в гости? Я не собираюсь с ними работать. Видите ли, я им не доверяю. Так что подбор команды я оставляю за собой.

— А вы хоть кому-нибудь доверяете?

— Никому, — тут я несколько слукавил. На планете Земля найдется некоторое количество людей, к которым я отношусь с полным доверием. Просто находящиеся в данном кабинете в их число не входили, включая Степаныча. Уж больно много наговорил он своему руководству о моем скромном прошлом…

— Все равно названная вами сумма слишком велика, и я не могу согласиться…

— Если я правильно понял, у вас просто-напросто нет полномочий. Тогда о чем я с вами разговариваю?

— Стас, — укоризненно протянул Степаныч.

— И, — продолжил я свою мысль, — не пора ли господину, скучающему в комнате отдыха, подключиться к нашей беседе и сказать свое веское слово?

— Так что вы там говорили о Мадонне? — поинтересовался покинувший комнату отдыха и присоединившийся к нашей честной компании персонаж.

Господин Крупин Петр Николаевич собственной персоной. Среднего роста крепыш с простым среднерусским лицом и коротко стриженными седыми волосами. Один из наиболее успешных олигархов второй волны, лояльный к властям, не имеющий лишних политических амбиций, а потому донельзя успешный. Несколькими быстрыми шагами он пересек кабинет, подошел ко мне и протянул руку.

— Мне понравилась ваша идея, господин Кондратьев, касательно сольника Мадонны на моих поминках, но все-таки хотелось бы помереть в таком возрасте, чтобы она выступала уже в инвалидной коляске.

Хорошая у него оказалась ладошка и рукопожатие на удивление крепкое.

— Ничего не имею против Мадонны в коляске, только до этого светлого момента нужно еще дожить.

— Надеюсь, вы мне в этом поможете. Все ваши условия принимаются. — при этих словах Вайсфельд вскинул голову, открыл было рот, но смолчал. — В любое удобное время я встречусь с вами, и мы оговорим детали. Деньги за работу можете получить хоть сейчас. Вперед и полностью.

На шефа службы безопасности было жалко смотреть. Его покрасневшее, затем побледневшее ухоженное личико выразило такую боль, мне даже подумалось, что оплату за мои труды будут начислять из его собственных средств. Однако же не сказал ни слова — с трудовой дисциплиной в фирме, несомненно, был полный порядок.

— У вас есть вопросы?

— Пока нет, — тут я соврал, вопросов было немало, но ни один из них я не собирался озвучивать в этом кабинете и в этой компании.

— Тогда не смею вас больше задерживать. Не сомневаюсь, что в ближайшее время мы встретимся и все подробно обсудим. Связь со мной будете осуществлять через нашего уважаемого Андрея Степановича.

Мы попрощались с хозяином кабинета (причем он опять умудрился не подать мне руки), его боссом и бодрым шагом двинулись к выходу.

— Нет слов, Стас, как ты их! Пусть знают старую гвардию! — хлопнул меня по плечу от избытка чувств Степаныч. — А как ты догадался, что главный нас слушает?

— А вы догадались?

— Не с первых минут…

— Аналогично.

— Ну что, пойдем ко мне, я Пашку Толмачева позову, посидим, выпьем немного?

— Не сегодня, устал я что-то с дороги, подъеду завтра после обеда. Пропуск закажете?

— Твой пропуск действителен в течение месяца, не потеряй.

— Постараюсь. До завтра.

— Бывай.

По дороге к лифту я дважды попытался дозвониться до Женьки Степанова, и оба раза безуспешно: по мобильнику абонент был недоступен, а на домашнем номере трубку взял автоответчик и не совсем трезвым голосом объяснил мне, что хозяева дома в данный момент не могут говорить, да и не хотят.

Сидящая в кресле в холле у ВИП-лифтов нечеловеческой красоты брюнетка при виде меня встала и опять оказалась намного выше меня.

— Добрый вечер, Станислав Александрович, меня зовут Марина. Григорий Борисович поручил мне сопровождать вас по городу и показать вам Москву, если пожелаете.

Ай-ай-ай, гадкий мальчик Гриша Вайсфельд решил, значит, отыграться за унижение часовой давности, а заодно подколоть меня, деревню лапотную и провинцию дремучую. Я не стал рвать на себе нижнее белье и объяснять дамочке, что родился именно в столице и знаю ее ничуть не хуже, нежели она — содержание собственной сумочки, а, напротив, радостно улыбнулся и смущенно попросил:

— Не могли бы вы отвезти меня на Тверскую, там новый гей-клуб открылся, называется «Дары моря». Может, слышали? А то у нас в провинции с этим…

Глаза у девушки стали намного больше, чем было предусмотрено природой.

— Вы — гей? — и вдруг расхохоталась, как будто серебро рассыпала. — Ну и шутки у вас, Станислав Александрович, я ведь едва не поверила.