Диверсант-одиночка - Александр Тамоников Страница 10

Бывший муж забился в угол, закрыв руками голову.

Капитан усмехнулся. Какой послушный клиент. И ведь понимает наверняка, что живым отсюда не уйдет, и не пытается защищаться! Как жертвенный баран, ждет своей очереди. Дурак и трус! Но это и к лучшему. Капитан перебросил бесчувственное тело женщины на софу и начал методично избивать ее, нанося выверенные удары в лицо, в грудь, в живот. Дождавшись, пока она перестанет дергаться, приоткрыл веки. Ковалева была мертва. Теперь дочь! Он крикнул:

– Лопырев! Ко мне!

Как только в проеме межкомнатной двери показался сообщник, кивнул ему на Ковалева:

– Смотри за этой вонючкой!

Сам зашел в комнату, приказав девочке:

– Поднимайся!

Та встала, держась левой рукой за рану.

– А теперь бегом на лоджию и сидеть там как мышь. Поняла?

В глазах девочки вспыхнул проблеск надежды на спасение, она рванулась к балконной двери, но добежать не успела. Выстрел Григоряна пробил ей сердце со спины, бросив тело к батарее отопления.

Вышел в зал.

Приказал Лопыреву:

– Вперед на кухню, из холодильника достань водки и шампанского, там все это имеется, да закуски какой легкой. Заодно сними отпечатки пальцев с кухонной утвари! Не помешает.

Григорян присел перед дрожавшим всем телом Ковалевым. Взял его руку, и натянул на место окровавленную печатку, проговорив:

– Ваш перстень, Артем Львович.

Тот заплаканными глазами посмотрел на убийцу, заикаясь, спросил:

– Меня… меня… вы тоже убьете?

– Ну что вы, господин Ковалев. Как можно? Вы, уважаемый, после того, как загубили собственную, пусть и бывшую, семью, сами застрелитесь!

Капитан приставил к правому виску ствол пистолета и нажал на спусковой крючок. Артем Львович так и остался сидеть в углу, заплаканный, с пробитым черепом, прислонившись к стене, по которой медленно стекало вниз его мозговое вещество. Григорян достал из бокового кармана молоточек и разбил им костяшки рук Ковалева. Так, будто он только что завершил драку. Или чье-то избиение. Помощник генерала знал, как убирать и создавать нужные для дела улики. Затем вложил в еще теплую руку Ковалева пистолет, вновь приставил к виску и бросил ее. Рука с пистолетом упала рядом с телом. Так, как она упала бы после выстрела самого Артема Львовича.

Капитан поднялся, прошелся по комнате, затем по спальне, оставляя как можно больше своих следов.

Появился Лопырев, доложив:

– У меня все готово, капитан.

Григорян, отчего-то развеселившись, широким жестом указал на журнальный столик:

– Так накрывай его, Степа, накрывай!

Вскоре столик был уставлен спиртным и закуской. Из стенки капитан достал пару фужеров, не забыл зажать их еще послушными ладонями трупов бывших супругов Ковалевых. Разлил шампанское. Водку оставил нетронутой. Ковалевы не успели выпить ни грамма, как козел Артем Львович начал «скандал», приведший к таким печальным последствиям! Скотина! Осмотрев сервировку, Григорян неожиданно ударил по столику снизу ногой. Тот опрокинулся, разбросав бутылки, фужеры, ломтики лимона с сыром и все остальное по всему залу.

Капитан потер руки:

– Вот так, Степа! Кажется, мы сделали все, как надо. Отзвонюсь шефу и будем встречать ментов.

– Что, прямо сразу после разговора с генералом?

– Нет, Степушка. Придется как минимум часа два выждать, если соседи раньше нас не вызовут милицию.

Они разошлись, чтобы через десять минут спокойно слушать и смотреть обзор новостей.

Григорян доложил Оболенскому о выполнении задания. Генерал приказал выждать два часа, до 13.00, затем еще раз, но уже официально доложить ему о том, что они увидели в открытой квартире сотрудницы секретной спецслужбы. Далее ожидать прибытия милиции, но допустить оперативников и экспертов только для внешнего поверхностного осмотра квартиры, ссылаясь на приказ руководства, который будет обеспечен проинструктированным офицером ФСБ. Около 14.00 ждать прибытия самого Оболенского.

Майор Москвитин прибыл на службу, как обычно, к 8.00. В принципе, этого от специального агента не требовалось, но Андрей привык ежедневно являться в офис. Что ему было делать одному в своей холодной, пустой квартире? Лучше уж с людьми, в обществе. Он не показал и виду, что встречался ночью с Ковалевой, ни у кого о ней не поинтересовался, да и вообще, в информационно-аналитический отдел не заходил, устроившись перед своим компьютером в отведенной специально для него небольшой служебной комнатке. Был у него в кабинете, как громко именовалась комната № 14, и свой сейф, и шкаф, и вешалка для верхней одежды, и морозильная камера, и даже масляный обогреватель с напольным вентилятором, которые включались в зависимости от времени года и температуры за окном, закрытым от взгляда извне горизонтальными жалюзи. На столе стояли пепельница, графин с водой, вернее без нее, а только с полоской, указывающей, что некогда вода в этой стеклянной и старой емкости все же была, да пара стаканов. Эти хоть и не часто, но иногда все же использовались. Больше для того, чтобы выпить с кем-нибудь из бывших соратников, вернувшихся на время с войны. Со штабными офицерами Москвитин не пил. Вернее, с теми, кто никогда не принимал участия в боевых выходах. Принципиально. Поэтому и во всяких вечеринках, банкетиках, посвященных различным датам, которыми пестрит наш календарь, участия никогда не принимал. За что заслужил славу отшельника. Впрочем, ему по должности надлежало быть одиночкой. Но не пить и не гулять со всеми не означает не общаться ни с кем. Поэтому майор приезжал в офис ежедневно, когда находился на временном отстое. Один человек в управлении вызывал у Москвитина уважение и являлся для майора авторитетом. Дворник Анатольич, или в прошлом первый командир самого первого отряда спецназа, только что созданного управлением КГБ по планированию и проведению специальных операций в Афганистане, полковник в отставке, кавалер множества боевых орденов и медалей Водолеев Михаил Анатольевич. Вот с кем Андрей мог не только выпить, но и поговорить по душам, совета спросить. Сегодня дворник, как и всегда по утрам, мел парадную аллею территории Управления Службы. Москвитин, увидев из своего окна отставного полковника, вышел во двор, поздоровался с живой легендой спецназа, который за все свои подвиги вынужден на пенсии метлой махать:

– Здравствуй, Анатольич.

Не все в Службе могли обратиться к дворнику на «ты». Далеко не все. Этого не мог позволить себе даже Оболенский. А вот Андрею данное обращение было разрешено самим Водолеевым:

– Доброго здравия, Андрюша. На службе?

– Угадал.

– И чего ты сюда ежедневно, как на смену, являешься? Сидел бы дома, когда надо, позовут. А с другой стороны, правильно делаешь. В курсе того, что вокруг происходит!