Атака ихтиандров - Анатолий Сарычев Страница 10

– И тебе советую закурить, – усмехнулась Мила.

– Да практически никого из одноклассников не видел, и особо не хочу. У каждого из нас за плечами прожитая жизнь, ошибки и правильные ходы, которые в конечном итоге тоже оказываются ошибками, – устало сказал Федор.

– Это все общие слова. Расскажи подробнее о себе. Кем ты работаешь? Что делаешь у нас в стране? – зачастила Мила.

– Тебе с конца отвечать или с начала? – спросил Федор, быстро вспоминая сегодняшнюю легенду.

– Стоп! Позвони мне завтра в это же время или пришли электронное сообщение. Адрес ты знаешь! – быстро сказала Мила, и в трубке раздались короткие гудки.

– О, опять рожа засветилась! Что произошло? – спросил Зуб, устраиваясь с бутылкой фанты напротив Федора.

– Выкини немедленно эту гадость! Ею только грязные автомобильные стекла мыть! – приказал Федор, мечтательно улыбаясь.

– Ты сейчас похож на влюбленного десятиклассника! Стыдно, товарищ капитан третьего ранга! Начинайте думать о задании! Не нравится мне твое настроение. Она же старая, как мы с тобой. Сотни молодых девчонок готовы по первому кивку прыгнуть к тебе в постель. Не говоря уже о собственной жене!

* * *

Федор достал ноутбук и, выйдя в Интернет, застучал по клавишам:

Ты знаешь, а липа кропает стихи

Все строки, в такие вот ночи

Закроешь глаза, и пахнут они

Медом твоих ладоней.

<subtitle>* * *</subtitle>

Прислушайся, слышишь? Шорох ветвей

Все так же шумит, не меняясь.

Опять тебя нет, ты акацию рвешь…

На липовый цвет не меняешь?

Федор набрал электронный адрес Милы и отправил два четверостишья.

Пальцы сами застучали по клавиатуре:

«Давно, с самого детства, никому не писал стихов – а вот только услышал твой голос, сразу снова появились стихотворные строчки. Как-то смешно! Взрослый мужик, на исходе пятого десятка, пишет стихи, как сопливый мальчишка! Но ничего не могу с собой поделать. Извини, если рифма не в цвет, но ты у меня уже много лет стоишь перед глазами с веточкой липы в руке», – дописал Федор и отправил письмо.

Открутив пробку с бутылки пива, он сделал большой глоток, откинулся на спинку кресла и принялся рассуждать:

«Сколько лет прошло, а чувства живы до сих пор! Весьма странно. Вроде и образ не помню, только глаза, чистый овал лица и нежные губы. Ах, какие у тебя, Мила, были нежные губы! Как ты целовалась!»

Федор снова перенесся на много лет назад и вспомнил девочку на физкультуре, у которой были такие смешные ямочки под коленками и черные сатиновые трусики с оборочками. Уже давно половина девчонок в классе носили обтягивающие шелковые и нейлоновые плавки, которые скорее раздевали, выставляя напоказ прелести девичьих тел, а вот у Милки все было скрыто, но в то же время эти ямочки под коленками заставляли Федора прямо дрожать от нежности.

Прозвучала короткая мелодия, означающая, что пришло письмо по электронной почте.

Открыв папку «Входящие», Федор прочитал:

«Эка тебя разнесло, парень. Стихи начал писать. Остановись! Посмотри на календарь. Столько лет прошло. Ты изменился, да и я совсем не та наивная девушка, которая пару раз с тобой вечером целовалась. Это было так давно, и я уже не верю, что это вообще было. Но все равно я очень рада, что ты позвонил, а стихи твои мне нравятся! Только неделю мне не звони, я уезжаю. Там, куда мы едем, нет связи! Мила».

– Зуб! Иди сюда!

– Опять начальник нажрался!

– Ты говорил, что у тебя в аналитическом отделе ФСБ есть дама, которая к тебе неровно дышит?

– С чего это ты ее вспомнил?

– Мне надо срочно пробить фамилии одной женщины, – попросил Федор, протягивая мобильный телефон.

– Насчет твоей школьной пассии?

– Людмила Воскобойникова, родилась и жила в Тарабове в конце семидесятых годов. Отчества не знаю, ориентировочно Викторовна, отец профессор, преподавал в политехническом институте, потом переехал на Камчатку, где заведовал кафедрой. Нужна подробная информация на нее.

– Зиночка, привет! Мне срочно нужна твоя помощь! – бархатным голосом сказал Зуб, предупреждающе подняв указательный палец.

Федор вышел. Зайдя в спальню, обнаружил две широкие кровати. На тумбочке лежала кожаная папка бордового цвета. Взяв ее в руки, Федор погрузился в изучение документов, разом отключившись от любовных переживаний.

Через десять минут пришел Зуб, тяжело отдуваясь:

– Говорить с одной женщиной о другой – тяжелая задача. Помни мою доброту. Придется тебе в Москве раскошелиться на кабак.

– Ты мне мозги не канифоль, а точно передай, что сказала мадам!

– Через три дня, если информация есть, она будет у нас. Вернее, у меня, так что придется тебе тряхнуть мошной.

– Да рассчитаюсь я за кабак, – махнул рукой Федор.

– Ты не понял, начальник. Ты даешь мне штуку баксов, и я иду с дамой в ресторан, – возвестил Зуб, делая кислое лицо.

– Теперь все ясно. Такие деньги меня не пугают, – тряхнул головой Федор, не поднимая глаз от документов.

– Если бы ты знал, как мне не хочется идти с ней куда-либо, – снова протянул Зуб.

– С вами можно рассчитаться американскими долларами? – спросил Федор молодого парня-таксиста, едва они отъехали от гостиницы.

– Можно! Только деньги вперед! – предупредил таксист, кидая взгляд в зеркало заднего вида.

Едва пятерка баксов перекочевала из руки Зуба таксисту, как тот моментально расплылся в улыбке и увеличил скорость новенького «жигуленка» пятнадцатой модели.

– Долго нам ехать до Министерства сельского хозяйства? – спросил Зуб, вольготно разваливаясь на заднем сиденье.

– Если не торопитесь, то минут тридцать.

– Мы в командировке, и нам некуда торопиться! – ответил Федор, вынимая сотовый телефон.

Один взгляд на экран показал, что звонков не было.

* * *

Министерство сельского хозяйства республики занимало современное шестиэтажное здание из стали, стекла и бетона и было покрашено в светло-зеленый цвет. Даже затененные окна имели зеленый оттенок.

– Держу пари, что и крыша у этого сарайчика тоже зеленая, – выдал Зуб, останавливаясь перед высокими зеркальными дверями.

– Не буду с тобой спорить, – согласился Федор, мгновенно оценив фасад. «Три камеры слежения на первом этаже, два живых наблюдателя на третьем. Не удивлюсь, если у этих ребят под руками имеются трещотки посерьезней автоматов Калашникова. Что-нибудь вроде модернизированного «ингрема».