Француз - Юрий Костин Страница 11

Слезы снова полились ручьями из ее глаз. Михаил вздохнул тяжело.

— А жениха? — тихо спросил он.

— Чего жениха? Я ж говорю, его тоже…

Плач прекратился.

— Жениха любила? — переспросил он.

Тень пробежала по ее лицу.

— Не успела, барин.

— Как это не успела? — удивился Ушаков. — Он ведь был твоим женихом.

— Барин, говорю ж вам, не успела, — девушка залилась ярким румянцем.

— Хочешь выпить? — спросил он. — Понимаю, что не принято так, но…

— Да чего уж там.

— Я налью.

— Нет, нет! — запротестовала хозяйка. — Сама я. Вы же барин, — она взяла штоф, сама налила себе и тут же залпом опрокинула рюмку. — Может, у благородных господ не зазорно с девицами такие разговоры вести, а мне такое в диковинку. Поэтому не надо больше про любовь, — твердо заявила она, совсем осмелев после водки.

— Я просто спросил: любила, не любила. Война идет. Кто знает, свидимся ли? Да чего там… Точно уж не свидимся. Так что мне можешь открыться как на духу. Как в церкви. Вдруг помогу чем, словом добрым или советом. Мне только в удовольствие. Так что ж, любила жениха-то? — Михаил вопросительно уставился на девушку.

— Вот вы опять, барин, за свое. Ну было один раз, прижал он меня у скирды после сенокоса. Но ничего такого! Толком даже и не целовались. Не знала я его толком. И не узнаю… — щеки девушки залились краской, а огромные карие глаза ее снова наполнились слезами. — Мне теперь до старости в девках ходить, — обреченно, сквозь слезы причитала она. — Мужиков наших на войне проклятой всех убьют. Да и в деревне я никому не нужна, все знают, что жених у меня был, а у нас таких в жены не берут. Хочу в лес сбежать, к партизанам. Делать мне здесь больше нечего.

— Не плачь, глупенькая, — воскликнул Михаил. — Для таких, как ты, всегда женихи находятся. А я-то сразу не понял, что это ты мне такое рассказываешь: «Не успела, успела». Но, послушай, любовь-то… Это ж не только того… целоваться. Это чувства, Купидоновы стрелы… Еще древние римляне придумали. Ухаживания красивые, страдания под луной…

— Ой, ухаживания с купидонами, читала я про них и про амуров. Это все мужики придумали, а хоть даже и ваши древние греки, чтоб поскорее до скирды добраться, — воскликнула девица. — Меня этими хитростями не проймешь.

— Смешная ты, — ротмистр улыбнулся.

— Чего это? Потому что правду говорю? Когда у нас ухаживать? То сенокос, то посев. И холода. Это вам не Париж. И не ваш Древний Рим.

Ушакову разговор доставлял удовольствие. Никогда еще не доводилось ему вести с девицами столь откровенные беседы. И уж точно никогда в своей жизни он не предполагал, что такое случится с девушкой самого простого сословия.

— Не согласен я, но спорить с барышнями — себе дороже.

— Да какая я вам барышня, барин? Скажете тоже…

— Будешь называть меня барином, стану величать тебя барышней. А то я чувствую себя стариком. А вообще, природу не обманешь, хозяюшка. Знаешь ты много для крестьянки, да в тебе к тому же порода видится, а ее не скрыть.

— Порода? Это как у лошади что ли? — девушка нахмурилась и покосилась на штоф.

Ушаков подлил ей водки. Она остановила его, слегка коснувшись его руки, на середине рюмки.

— Вы, барин… господин офицер, хороший человек, я вижу, — вдруг запросто выдала она комплимент и в этот раз даже не покраснела.

Странно было ему наблюдать, как меняется ее настроение от плача к смеху, от горя к радости. Было в ней что-то такое живое, естественное и вместе с тем величавое, чего доселе не встречал он в женщинах. И под воздействием сего открытия, да еще подогреваемый водкой и умиротворяющей обстановкой, придвинулся он к ней поближе и взял за руку.

— Это вы что такое делаете, — девушка кинулась к печке и схватила кочергу. — Если я простая девка деревенская, меня, значит, лапать можно? Не выйдет, барин.

Михаил Иванович вздохнул.

— Отчего это сразу — лапать? За ручку взял только.

— Это у ваших барышень в Петербурге ручки. А у меня рука тяжелая. Отстань подобру-поздорову, а то отхожу так, что на всю жизнь запомнишь!

— С этой кочергой ты страшней француза. Ну, прости меня, не серчай…

Дверь в сени с шумом распахнулась, и в хату ввалился Василич.

— Ваше благородие! Враг пожаловал, — доложил он, тяжело дыша, и тут же осекся, увидев в руке хозяйки кочергу. — Не понял, чего это у вас тут?

— Приличный разговор с дамой, — пояснил командир. — Где враг?

— Вот-вот будет в деревне. Наши докладывают: все конные, до трех эскадронов будет. Ждут приказа все! Уходим?

Ушаков мельком взглянул на хозяйку и, вместо того чтобы немедленно отдать приказ, обратился к ней:

— Звать тебя как?

— Ну Аленкой, — все еще не выпуская кочергу из рук, ответила она.

— Аленка. Хорошо. Хоть буду знать, кто перед боем с неприятелем меня чуть кочергой не окрестил. Василич, зови ко мне офицеров.

— А они уже все тут, — доложил ординарец.

В хату вошли трое: гусары — Петр Васильевич и Александр Александрович, а также бравый казачий подъесаул Михаил Дудка, воин доблести выдающейся. Вошедшие покосились на хозяйку, а та, осторожно поставив кочергу к печке, с достоинством покинула помещение.

Ротмистр проводил ее восхищенным взглядом и тряхнул головой.

— Ну что, господа, где встретим француза?

Те переглянулись в явном недоумении и ничего не ответили.

— Я не по-русски спросил?

— Осмелюсь напомнить, господин ротмистр, что командир полка не рекомендовал нам участвовать в стычках с отрядами, о численности коих мы не имеем точного понимания, — заметил Александр Александрович.

— Мне не хуже вас известно, господин поручик, что к рекомендациям начальства надо прислушиваться. Но рекомендация не есть приказ. Приказываю: занять оборону и встретить француза, как подобает русскому солдату! Бегать я больше не намерен. Пущай супостат бежит, ему оно и полезно — чай не отморозит себе причинные места. Да и устал я. Мне тут, в этой деревеньке, нравится, и я имею намерение устроить здесь достойный привал. А вы, Александр Александрович, Саша, возьмите с собой двоих солдат и во весь дух скачите в лагерь. Приведите сюда оставшуюся часть моего эскадрона. Мало ли что…

— Слушаюсь, господин ротмистр, — поручик вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и был таков.

— Петр Васильевич, — обратился командир ко второму офицеру, — прикажите корнету Лаврикову взять половину эскадрона и спрятаться в перелеске, что близ деревни. И вы, подъесаул, тоже к ним присоединяйтесь. Один ваш удалой вид точно напугает француза. Оттуда будет легко понять диспозицию и уже опосля ударить с тыла по неприятелю. Уверяю вас, даже превосходящие силы французов не устоят. В их нынешнем положении или побегут, или сдадутся в плен, решив, что нас тут по меньшей мере сотня.

Конец ознакомительного фрагмента