Ядерный будильник - Сергей Гайдуков Страница 11

— У тебя какие отношения с Дюком? — спросил Директор, покачиваясь в кресле-качалке на балкончике, куда выходила одна из дверей его кабинета.

— Только не это, — чистосердечно ответил Бондарев.

Вообще-то у них были вполне нормальные рабочие отношения. Бондарев считал Дюка хитрожопым сукиным сыном с претензиями, а Дюк считал Бондарева сибирским валенком. Директор считал, что оба — весьма ценные сотрудники, а от совместной работы эта ценность только возрастает. Обмен опытом, взаимозаменяемость и тому подобная лабуда.

— Я тебе велел исчезнуть из Москвы, — напомнил Директор, на что Бондарев возразил, что ещё не успел собрать вещи.

— То есть ты согласен, — довольно кивнул Директор.

— Ну… — начал было Бондарев, но тут вспомнил о главном. — Так при чём здесь Дюк?

— Дюк уже там.

Директор посмотрел на Бондарева и объяснил более доходчиво:

— Дюк там, куда тебе нужно будет тоже съездить. Проветриться и помочь Дюку.

— Там — это где? — уточнил Бондарев. Судя по внешнему виду Дюка и намёкам, которые он охотно рассыпал в разговорах с Бондаревым, его «там» всегда находилось западнее Бреста и севернее Белграда. Он предпочитал работать в комфортной обстановке. И он предпочитал работать в одиночку, что Бондарев считал ещё одним проявлением дюковских понтов.

Директор назвал город, и Бондарев удивился. На всякий случай он переспросил, но Директор подтвердил, что это именно тот самый.

— И Дюк туда поехал?

— Я узнал от него некоторые новые для меня идиоматические выражения… Но потом мне удалось его убедить. Тебе тоже рекомендую — средняя полоса, дешёвые рестораны, доверчивые провинциальные девушки… — с некоторой мечтательностью произнёс Директор.

— Тараканы в гостиницах, два телеканала, нет горячей воды, тоска смертная, — дополнил перечень Бондарев. — Особенно с Дюком. Я лучше Лапшина возьму, он анекдотов много знает.

— Лапшина ты не возьмёшь, он работает. Вот и ты иди поработай.

Ладно. Бондарев уже был в дверях, когда Директор, не прекращая раскачиваться в кресле, сказал:

— Они знали, кто такой Воробей.

— Что? — Бондарев замер.

— Акмаль знал, что Воробей замешан в стрельбе по двойнику. Мы нашли свидетелей из аэропорта — Воробья вытащили из очереди на регистрацию. Подошли конкретно к нему и вытащили. На твоём рейсе они стали проверять всех подряд, а тут была точная наводка.

Бондарев молчал, ожидая выводов Директора.

— Или у них кто-то очень умный, или у нас кто-то слишком глупый.

Вывод не отличался большой оригинальностью.

— Три человека, — Бондарев на всякий случай показал на пальцах. — Три. Я, Воробей, Лапшин. Больше никого. Воробей мёртв. Что, или я, или Лапшин нашептали Акмалю? Да бросьте вы…

— Придумай мне другую версию, — предложил Директор.

— Ладно.

Он так и не сумел придумать другую версию, хотя допоздна просидел в кабинете, в сотый раз проглядывая электронные и бумажные материалы по Чёрному Малику. Досье Воробья можно было даже не трогать, потому что Бондарев знал практически все операции покойного за последние три года. Знал, потому что так или иначе в них участвовал. Задумавшись о Воробье, Бондарев снова вспомнил Милан и то восхитительное чувство победы, которое он ощутил в миг, когда первая пуля Воробья попала в цель. Как будто он долго и упорно выстраивал карточный домик, и вот наконец поставил последнюю верхнюю карту — самая сложная манипуляция, без которой сооружение так и останется недостроенным. В тот миг Бондарев ощущал себя победителем.

Только в конце концов вышло все по-другому, вышло все наоборот, и теперь воспоминание о Воробье, без промаха сажающем пули в цель, вызывало лишь горечь и недоумение.

Бондарев сдал кабинет на сигнализацию, отметился на выходе и поехал на лифте вниз, не то чтобы уставший, но привычно напряжённый и не видящий причин расслабляться.

На улице Бондарев закурил и некоторое время тупо пускал дым в небо, ни о чём не думая и равнодушно рассматривая ползущую вверх неподалёку стройку — очередной жилой комплекс для людей с туго набитыми карманами и желанием отгородиться от всего остального мира за высокой стеной и периметральной системой безопасности. Позади Бондарева в небо уходило здание совсем иного типа — серый многоэтажный монолит с многочисленными признаками упадка на фасаде. Внутри всё было совсем иначе, но, чтобы узнать это, нужно попасть внутрь, а сделать это обычному человеку с улицы невозможно. Возле обшарпанных металлических дверей висели две таблички: «Научный институт агрохимических исследований» и «Московское отделение международного комитета по междисциплинарному прогнозированию». Бондарев от нечего делать прикинул, в какой же из двух организаций он служит, раз работает в этом здании, и пришёл к выводу, что это, должно быть, комитет по прогнозированию. Быть агрохимиком Бондареву почему-то не захотелось.

Увидев эти таблички в первый раз — невообразимое количество лет назад, — Бондарев скривился и с подозрением посмотрел на своего спутника. Тот усмехнулся, толкнул тяжёлую дверь, вошёл в пустой бетонный вестибюль, более похожий на бомбоубежище, иронически посмотрел на Бондарева, вытащил из бумажника чёрный пластиковый прямоугольник и сунул его прямо в стену. Та, к удивлению Бондарева, разъехалась, открыв для прохода коридор, а в коридоре спутник Бондарева повторил трюк с прямоугольной карточкой, только уже синего цвета. В результате они оказались в скоростном лифте, который повёз их наверх. С тех пор Бондарев так и жил — совал идентификационные карты в стену, ездил вверх-вниз на скоростных лифтах, входил и выходил в серый монолит с двумя лживыми табличками на входе. А также периодически отлучался в командировки и периодически присутствовал на похоронах.

В девяносто пятом Бондарева вычистили из Управления ФСБ по Новгородской области будто бы по сокращению штатов. На самом деле — за другое. Бондарев об этом знал, знал и тот человек, который встретил Бондарева на улице на вторую неделю после увольнения — Бондарев тогда начал пить и очень хорошо продвинулся в этом деле, останавливаться не собирался. Но всё же остановился. Потому что со встреченным тогда человеком у него вышел длинный разговор. И разговор этот как-то сам собой привёл Бондарева и его нового знакомого к серому монолиту на юго-западе Москвы.

Он прочитал тогда про агрохимию с прогнозированием и ухмыльнулся. Сейчас, зная, что же на самом деле творится за этими вывесками, Бондарев был серьёзен. За этими нелепыми вывесками была его жизнь, и там же, скорее всего, была его смерть.

— Ты же сказал — дело прошлое.

Алексей молча застегнул спортивную сумку.