Икона для Бешеного - Виктор Доценко Страница 11

— Еще в 1923 году, в Париже, по заказу влиятельной эмигрантской организации, была изготовлена очень хорошая копия одной из шашек. Понадобилось это для того, чтобы продать ее некоему американскому миллионеру, а полученные деньги использовать для покупки оружия, предназначенного на борьбу с советской властью.

И что же из этого вышло? — Людмила сгорала от нетерпения.

Да ничего! — Ангулес довольно потер руки. — Миллионер, несмотря на то, что сам американец, оказался, по–русски говоря, не лыком шит. Он нанял сыщиков парижской полиции «Сюрте», и те мгновенно выявили обман, устроив паре русских эмигрантов допрос с пристрастием в подвале полицейского управления на улице Гобеленов.

А что шашка?

Исчезла, — бросил Грегор и тут же улыбнулся: — но я ее нашел. А дальше — вопрос техники. Полгода назад, через посредников, я пристроил ее лорду Беллфонту, у которого глаз давно замылился от неумеренного потребления шотландского виски, и он с трудом отличал кривой малайский крис от простой русской финки. Я мог бы ему продать кухонный нож под видом сарматского меча. Но я не настолько подл, хотя и антиквар по профессии.

— Так что же получается?

А получается так: антиквары, которые съедутся в Лондон со всего света, узнают, что существуют не две, а три шашки. Резонно задуматься: может, их не три, а скажем, шесть? Или девять? Поэтому никто и не рискнет приобретать в «Сотбис» кота в мешке.

Как Ангулес предсказывал, так и произошло. Вот почему ему удалось приобрести раритеты по такой, прямо скажем, невысокой цене.

Ангулес не остался в накладе. По договоренности с министерством культуры и Администрацией Президента величина его комиссионных прямо зависела от того, насколько низкой окажется стоимость приобретенных на аукционе предметов. Комиссионные оказались весьма и весьма приличными, хотя самого Ангулеса это мало волновало. Его занимала сейчас более важная тема.

Тема, которая может оказаться самой важной в его жизни, да и в жизни всей страны.

Несмотря на свое греческое происхождение, Ангулес считал своей родиной Россию и любил ее всем сердцем: ее долгую и трудную историю, людей, настрадавшихся за века рабства и унижений, культуру, равной которой по богатству и тонкости не найдется на всей земле.

— Уважаемые дамы и господа! Прошу вас застегнуть ремни безопасности!

Тяжелый самолет медленно заходил на посадку, позволив пассажирам полюбоваться огромным пространством нового аэропорта.

Грегор мысленно поблагодарил мэра Москвы Юрия Лужкова за то, что стараниями этого крепкого хозяйственника в знаменитой кепке ранее запущенное и простоватое Домодедово ныне стало прекрасным международным аэропортом — с красивым зданием пассажирского терминала, замечательными взлетно–посадочными полосами и бережно сохраненной лесополосой, зеленой каймой окружившей все это бетонное великолепие.

Ангулес был приятно удивлен, увидев в толпе ожидающих множество знакомых лиц. Его встречали министр культуры с бригадой помощников и заместителей, представитель Администрации Президента, шумная толпа журналистов, личный помощник–референт Ангулеса по имени Фима и еще группа людей с мрачными и тяжелыми лицами — охрана, выделенная правительством и мэрией Москвы для сопровождения ценного груза.

Грегор променял бы всю эту толпу на одного–единственного, самого дорогого для него человека — его обожаемую молодую жену Людмилу, но…

Несколько часов назад она позвонила ему по мобильному и слегка расстроила:

— Милый, дорогой мой! Мне так неприятно сообщать, что встретить тебя я не смогу.

Ангулес, сидя в кресле аэробуса, нахмурился и непроизвольно сжал трубку мобильного.

Что это еще за фокусы? Почему ты не можешь меня встретить? В бутике на Тверской распродажа сумочек от «Лагерфельда»? Или, может быть, Ив Сан Лоран решил закрыть дом моделей в Москве и сегодня последний день, когда он принимает заказы на вечерние туалеты?

Все шутишь. — Судя по голосу, Людмила обиделась.

Грегор мысленно выругал себя за неуместный юмор.

Я должна поехать к Лиечке. У нее опять проблемы с ее благоверным. Ну, ты понимаешь…

Грегор тяжело вздохнул, поманил пальцем стюардессу и жестом попросил еще бокал мартини.

Лиечка — школьная подруга Людмилы и ее «крест», как говорила она сама. Лия вечно ссорилась со своим мужем Эрастом — средней руки бизнесменом, владевшим на паях несколькими магазинами спортивной одежды. Бизнес шел плохо, главным образом из‑за дурных наклонностей самого Эраста. Он срывал злобу на жене, бывало, что и бил ее. Своим поведением Эраст отвадил всех Лиечкиных подруг. Осталась лишь верная Людмила, которая прибегала к ней по первому сигналу.

Ангулес терпеть не мог Эраста, и не только из‑за его омерзительного имени. Иногда бизнесмену шел фарт, и тогда он, вырядившись, как в оперу, приходил в салон Ангулеса и скупал все подряд. Другой бы на месте Грегора радовался, но Ангулес с трудом удерживался, чтобы не стукнуть Эраста по модно стриженной макушке массивными каминными часами из мрамора. Бизнесмен демонстрировал удивительное отсутствие вкуса и относился к антиквариату, как к простой мебели.

Так они еще не развелись? — недовольно поинтересовался Ангулес. — Нельзя жить с человеком, который поверх драгоценного наборного паркета требует настелить синтетический ковролин на том основании, что свора его бультерьеров скользит когтями по паркету. А кроме того, он использует походный столик герцога Оранского для игры в преферанс с телохранителями.

Грегор на словах был недоволен, но в душе радовался, что его жена такая отзывчивая и добрая подруга. Подобные черты характера у женщины в наше время — большая редкость.

Дорогой, я постараюсь быть дома как можно раньше. Может быть, я Лиечку с собой привезу. Там видно будет. Ну, пока! Целую своего дорогого муженька.

Пока, — нехотя согласился Ангулес. — И я тебя целую. Только давай договоримся: лучше ты останься у Лии на ночь, если ее муж будет торчать в казино. Незачем тебе по ночам разъезжать по городу на «Ягуаре», дразнить разных темных личностей.

На том и порешили.

В VIP–зале аэропорта Ангулес долго выслушивал поздравления от министра и представителя Администрации Президента за удачно проведенную сделку. Правда, никто не называл это сделкой, зато много говорилось о «священном долге перед Родиной», «возвращении национальных святынь» и «возрождении русского духа». Ангулес вежливо выслушал поздравления, переминаясь с ноги на ногу. Ему не терпелось побыстрее покинуть Домодедово — по дороге предстояло совершить одно важное дело.

Однако пришлось повременить с отъездом. Стоило Грегору покинуть VIP–зал, как на него набросилась свора журналистов. Защелкали фотокамеры, на Ангулеса обрушился шквал вопросов. Грегор вздохнул и уделил прессе десять минут, старательно избегая ответа на вопросы, касавшихся щекотливых деталей блестяще проведенной операции.