Наследство из преисподней - Виталий Гладкий Страница 11

Рассказ Галюни о жизни и смерти Зямы поставил передо мною столько вопросов, что без тщательного анализа полученной информации двигаться дальше просто не имело смысла. А поэтому я должен был все тщательно обдумать, и желательно на свежую голову.

Проспал я не два, а целых три часа. Похоже, мой внутренний "будильник" начал давать сбои.

Раньше я мог "завести" его на нужное время и проснуться с точностью плюс-минус две минуты от заданного часа. Такое свойство моего организма здорово выручало меня в Афгане. Наверное, "будильник" испортила ненормированная жизнь свободного художника, ведь теперь я редко куда-нибудь спешил.

Открыв глаза, я сладко потянулся и задумался. История с наглой смертью Зямы дурно попахивала, это я чувствовал интуитивно.

Может, собрать свои нехитрые манатки и рвануть когти в столицу-матушку, пока не поздно?

Но деньги, деньги… Как иногда их не хватает, чтобы чувствовать себя нормальным человеком, а не быдлом, которым помыкают все, кому не лень.

Если с завещанием Зямы и впрямь все в порядке, то почему я должен отказываться от жирного куска, который сам в руки лезет? Это, по меньшей мере, глупо.

Конечно, Зяма мне ни друг, ни брат, ни сват, но, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок и то хорошо. И все же, все же… Что его заставило проявить по отношению ко мне такую сногсшибательную щедрость?

И главное – почему Зяма составил завещание за день до своей смерти? (Теперь я уже знал эту дату со слов Галюни). Спонтанное решение? Покупая веревку, вспомнил наши молодые годы, осознал, какую подлянку мне сделал – и расчувствовался…

Бред! Никогда не поверю, что Зяма был способен на такой поступок.

Он всегда смахивал на змею с ее холодной кровью, но ядовитым жалом – укусит и спрячется в какуюнибудь щель или за спины других. Эта черта его характера в особенности начала проявляться, когда Зяма вышел из подросткового возраста и набрался ума.

Мало того, я не очень верил и в то, что Зяма полез в петлю по своей воле. Такие люди цепляются за жизнь до последнего. И уж тем более маловероятно, что на этот поступок его подвигла несчастная любовь и крушение семьи.

Нет, к юристам идти пока рано, решил я, принимая душ. Отказываться от наследства я не стану, но прежде тщательно разведаю обстановку. А для начала мне нужен надежный источник конфиденциальной информации, которой, конечно же, Галюня не обладала.

Координаты такого источника я знал. Главное, оказался бы он на месте…

Таксист долго плутал по улицам и переулкам окраины, пока, наконец, не нашел нужный адрес. Я попросил его подождать и несколько раз пнул ногой в запертую калитку.

Откуда-то из глубины двора выскочила дворняжка и начала меня усердно облаивать, время от времени с надеждой оглядываясь на входную дверь дома – ждала подкрепления.

Значит, клиент в наличии, решил я, внимательно наблюдая за темными окнами, занавешенными портьерами.

Никакого шевеления…

Тогда я крикнул:

– Чабря, открывай, лешак хренов! Иначе сломаю калитку. Я знаю, ты меня слышишь.

Подействовало. Дверь тихо отворилась (похоже, Чабря смазывал дверные петли каждый день) и на крыльцо вышел нескладный русоволосый мужик с помятым лицом и давно не чесаной шевелюрой. Он был в цветастых "семейных" трусах и майке.

– Кто там шумит? – спросил он неуверенно, вглядываясь в меня с недоуменным видом.

– Своих не узнаешь? Или зажрался?

– Чтоб я сдох… Стив!?

– Нет, не Стив, а его призрак.

– Сти-ив… – Чабря показал мне все свои зубы – большей частью золотые фиксы – и трусцой побежал к калитке. – Пшла!.. – пнул он ногой дворняжку. – Какими судьбами, Стив?

Мы по-дружески обнялись. Чабря тоже был мой одноклассник. Но школу мы заканчивали без него – уж не помню за какие грехи Чабря схлопотал три года ИТК для малолеток.

Из зоны он возвратился мудрым, хитрым и ушлым. Иногда бывает и так. Конечно же, Чабря и не думал покончить со своими преступными наклонностями. Но он выбрал себе весьма специфическую и доходную "профессию" – Чабря стал барыгой, то есть, скупщиком краденного.

Поначалу дела у него шли ни шатко, ни валко. Воры не доверяли молодому барыге. Но у Чабри неожиданно прорезался редкий в преступном мире талант – он научился собирать, классифицировать и копить разнообразную информацию.

У него была даже картотека, где фигурировали почти все мало-мальски состоятельные люди города.

Источники доходов, адреса квартир и дач, номера телефонов и машин, привычки и наклонности, место работы будущих жертв воровского сообщества и многое другое – все это нашло отражение в специфических досье на местных толстосумов и зажиточных обывателей.

Если у вора-домушника не было никаких идей, он шел на поклон к Чабре, который давал ему наколку на стоящее дело. Давал даром, но с одним условием: все похищенное вор обязан был сбывать ему. Постепенно Чабря вошел в авторитет, и с ним начали считаться.

К своему тридцатилетию Чабря уже был состоятельным человеком, но ремесло барыги и наводчика не оставил. Он лишь начал действовать через подставных лиц, которым платил небольшой процент, благо из-за перестройки и последующего развала СССР много людей осталось без работы и без средств к существованию. Так что недостатка в рекрутах, толкающих ворованное, Чабря не ощущал.

Конечно же, Чабря со своими капиталами (я так думаю, что он стал еще богаче) мог нынче совершенно безбоязненно жить на широкую ногу: ездить на "мерседесе", кутить в дорогих ресторанах, отдыхать на Канарах и так далее.

Однако он по-прежнему изображал из себя безработную жертву демократии и жил в скромном частном доме, который остался ему в наследство от бабки.

Говорили, что Чабря все-таки время от времени отрывался по полной программе, но только в других городах; чаще всего в Москве, а также в здравницах черноморского побережья и Прибалтики, где его никто не знал.

Все это рассказал мне во время застолья наш сосед с первого этажа, дядя Гриша, когда я навестил родной город, чтобы помочь родителям с переездом в Подмосковье.

В свое время дядя Гриша был известным "медвежатником", но после того, как спьяну отморозил пальцы на руках, бомбить сейфы он перестал. Однако связи в преступном мире у него остались.

Он и дал мне тогда новый адрес Чабри, уж не знаю зачем, хотя я всего лишь мимоходом поинтересовался, куда подевался мой бывший одноклассник. Дело в том, что мать Чабри (он рос без отца) проживала в доме напротив, а я нечаянно заметил, что в их квартире обретаются другие люди.

Отношения у нас были дружескими с первого класса. Нередко Чабря прятался за мою широкую спину, когда попадался на какой-нибудь мелкой краже, и его начинали за это бить.

Воровал он в основном бутерброды и фрукты из портфелей одноклассников и иногда мелочь. Мне его воровские наклонности тоже не нравилось, но я жалел его, потому что мать Чабри работала уборщицей, имела мизерную зарплату, и он всегда ходил голодный.