Бронебойный экипаж - Сергей Зверев Страница 11

— Ушел уже твой дружок, минут пять как ушел.

Удивленный и даже озадаченный Омаев медленно спустился на первый этаж. Что за чудеса? Выйдя на улицу, остановился, и тут до него вдруг донеслись голоса. Мужские, возбужденные. Потом что-то сильно ударилось в дощатый деревянный забор, который тянулся справа от фасада здания, отгораживая школьный двор и небольшой садик. Бросившись в проем, где когда-то находилась калитка, чеченец влетел во двор и тут же увидел Бочкина и двух незнакомых солдат в чистых шинелях. Николая прижали к стене, он пытался отбиваться и даже съездил одному из нападавших по физиономии.

— Эй, парни! — закричал Омаев. — А ну, отпустите его! Вы что?

— Еще один, — щупая разбитую губу и сплевывая на землю, зло сказал один из солдат. — Слышь, ты, мазутный. А ну вали отсюда, пока и тебе не навешали.

Руслан не долго анализировал ситуацию. Солдаты, фронт и вдруг такая вражда, драка. Этого он не мог понять. За эти страшные первые месяцы войны молодой чеченец научился относиться к каждому бойцу и командиру Красной армии как к брату, как к старшему товарищу. И то, что сейчас тут во дворе происходило на его глазах, в голове никак не укладывалось. Но Омаев быстро смирился с этой мыслью. Николай был его другом, почти братом. А эти двое — негодяями, раз подняли руку на такого же бойца Красной армии. Может даже и враги? Нет, это уж слишком.

В голове чеченца все мгновенно встало на свои места, и мир разделился на своих и чужих. Он ринулся спасать Бочкина. Красноармеец с разбитой губой махнул неумело рукой, но танкист пригнулся, поднырнув под его удар. Выпрямляясь, Омаев нанес противнику такой удар сбоку в ухо, что у парня слетела шапка, а сам он покатился по мерзлой земле, усыпанной желтыми смерзшимися листьям.

Второй сразу отпустил Бочкина, заметался у глухой стены, а потом бросился к пролому в заборе, зацепился за какую-то железку, порвал шинель и исчез. Первый, с разбитым лицом, угрожающе ворчал, обещая еще увидеться, но его уже никто не слушал.

— Ты чего? — Омаев, повернул голову Бочкина за подбородок, разглядывая ссадину у левого глаза, которая через несколько часов обязательно превратится в приличный синяк. — Что ты с ним не поделил?

— Это из-за Лизы! — поморщился Бочкин. — Представляешь, поговорить позвали за угол. Мол, не ходи к ней больше, не про тебя она. Скоты! Про них что ли?

— Пошли, командир ждет! В танке приложишь к лицу гаечный ключ. Синяка не будет.

Они побежали со школьного двора, с облегчением думая, что все обошлось. Омаев со смехом стукнул Бочкина по спине кулаком, обозвав рохлей. Надо было или сразу проявить твердость и разбираться с этими типами на месте и никуда не ходить. Или уж, если пошел, навалять им по первое число, а не разговоры разговаривать!

Бочкин не стал вступать в споры. Такое не объяснишь, в характере у каждого — свое. Будь это просто хулиганы на улице, он бы и разговаривать не стал. Мало ли у них в поселке драк было с пацанами. Но тут вопрос стоял о девушке! Его хотели унизить и запретить встречаться с Лизой. Тут не кулаками решается. Чем — Николай ответить бы не смог. Он даже для себя не успел ответить на этот вопрос, потому что, выбежав из калитки, они вынуждены были остановиться.

Прямо на них ехал легковой «Газ-А» со снятым брезентом. Рядом с водителем на переднем сиденье сидел плечистый майор, а сзади еще двое молодых офицеров.

Майор, положил руку на локоть водителю, и газик остановился.

— Ну-ка, бойцы, подойдите ко мне! — приказал он, не выходя из машины.

— Вот ведь, — прошептал Бочкин, всем своим существом ощутив, как предосудительно выглядит его ссадина возле левого глаза.

— Командир, — так же тихо прошептал Омаев.

Танкисты подошли к майору и приложили ладони к шлемофонам, отдавая честь. Майор ждал, когда танкисты представятся. Но тут старший лейтенант с танкистскими эмблемами на петлицах обернулся на звук шагов бегущего человека и язвительно заметил:

— Ну, вот, товарищ майор, о чем я вам и говорил. Бежит их командир. Разгильдяйство, почивание на лаврах былых заслуг, моральное разложение. Командир неизвестно где, а его бойцы по дворам дерутся, отношения выясняют.

Соколов подбежал и с напряженным лицом принялся докладывать, как и положено, своему непосредственному начальнику, командиру сводной танковой роты.

— Товарищ майор, разрешите, обратиться к старшему лейтенанту Кравченко, — выпалил Алексей и, уже ожидая разрешения, повернулся к своему ротному. Но Лацис перебил его:

— Отставить, Соколов! Доложите мне, что здесь происходит.

— Танк следует к месту сбора колонны, товарищ майор, — стал докладывать Алексей. — Двое членов экипажа были отпущены мною по нужде. По уставу во время марша и в боевой обстановке отлучаться от машины запрещено только заряжающему и механику-водителю. Разрешите следовать дальше?

— Это черт знает что! — выпалил Кравченко.

— Следуйте в расположение, я вернусь пешком, — вылезая из машины, приказал водителю Лацис.

Соколов хмуро смотрел, как отъезжает штабная машина. На своих танкистов ему смотреть не хотелось. Вот вляпались в ситуацию! Снимут с операции, отправят назад в батальон. И придется докладывать комбату Рыбакову, что не оправдал, не справился. Еще и наврал, спасая подчиненных от наказания.

Майор посмотрел на молодых танкистов и разрешил Соколову отпустить их, если у него нет для них конкретного приказания. И когда Омаев и Бочкин, с беспокойством оглядываясь на командира, ушли к танку, стоявшему поодаль у ограды парка, майор пригласил младшего лейтенанта пройтись немного.

— У вас, Соколов, я вижу не складываются отношения с вашим новым ротным командиром?

— Я не могу вам ответить на этот вопрос, товарищ майор, — честно признался Алексей. — Мы не служили и не воевали с ним вместе. Я не знаком с его требованиями, хотя в армии все определяется уставом, даже отношения между начальником и подчиненным. Возможно, у старшего лейтенанта Кравченко ко мне есть претензии, но он мне их не высказывал напрямую, как начальник подчиненному, не указывал на недостатки, не ставил сроков для устранения. В этой ситуации, свидетелем которой стали вы, я виноват, но никакого страшного нарушения, как мне показалось, я не совершил. До времени окончания сбора колонны еще полтора часа.

— Хорошо, Соколов, — помолчав, ответил майор. — Я понимаю и хвалю вас за выдержку. Вы хороший командир, но с подчиненными нужно быть строже. Не надо сокращать дистанцию между бойцом и командиром. Надо стремиться к тому, чтобы бойцы вас любили. Сложная задача, но вам об этом не раз говорили в танковой школе. Ведь так? А Кравченко вы строго не судите. Он не такой по характеру, как вам может показаться. Не мелочный человек и не зануда. Сейчас у него сложный период — немцы расстреляли его семью. Он хочет мстить, но без истерики и не рвется умереть и погубить вместе с собой подразделение. Учтите это его качество. За это я его и взял командовать танковым подразделением в нашей группе. А еще Кравченко показал себя умелым тактиком именно танкового боя. Он вывел из окружения почти танковый батальон и трижды организовывал круговую оборону. И очень эффективно оборонялся, а потом прорывал кольцо и снова выводил технику и людей из окружения с минимальными потерями.

Конец ознакомительного фрагмента