Помилованные бедой - Эльмира Нетесова Страница 12

— Луало! Это любовь, так о ней говорят на той планете.

— Юлька, а ты кого-нибудь любила? — спросили однокурсники.

— Я марсианина люблю. Только он не может здесь появиться. Земля слишком засорена, нет чистого воздуха, боюсь, он здесь умрет.

— Когда вернешься в институт?

— Теперь никогда.

— Почему?

— Я умерла для вас, для всех…

— А как же говоришь?

— Это моя тень…

О ней через год забыли. И только мать поняла причину Юлькиной болезни: переучилась дочь, вот и свихнулась от перебора знаний. Теперь это не вылечить и за годы. Пропала девчонка раз и навсегда.

— Уж лучше б была простушкой, работала бы где-нибудь на почте или швейной фабрике. На хрен то образование такой ценой? Такую девку сгубила! — жаловалась мать Юльки соседям.

— Ты послушай, милая, сходи в церковь, помолись святому Пантелеймону, святой воды возьми и напои ею дочку. Многим помогало, — посоветовала старушка соседка, жившая рядом на лестничной площадке.

Все сделала женщина, как советовали, но не помогло.

А когда Юльку отпустили домой на Пасху, соседка стала читать заговоры на исцеление девки. Но и это не прояснило сознание.

Здесь, в больнице, она изменилась. Из необщительной стала любопытной, часто подсаживалась к больным бабам, подолгу слушала их разговоры, спрашивала о непонятном, а потом, оставшись вечером в палате с Ленкой, долго сидела молча, уставившись в одну точку, и думала о чем-то своем.

Ленка не раз пыталась расшевелить соседку.

— О ком вспомнила? — спрашивала смеясь.

— От жизни устала. Ну зачем она мне, такая, нужна? Всем и себе в обузу. Пора уходить…

— Куда? К кому?

— Вот шизофреничка! Иль не поняла?

— Конечно, дошло! Как зовут твоего марсианина? Он тебя хоть водит по кабакам? Умеет оттянуть? Как предпочитает?

— Иди ты!..

— Все козлы мозги сушат. Твой марсианином прикинулся, мой — крутым. Другие тоже не легче. Не верь никому. Все жалкие мудаки! Схвати за яйца, хоть твой иль мой — взвоют. И только мы должны терпеть. Вот и я полюбила Ваньку. А он на меня любовь забил с прибором. Я чуть не сдохла в приступе — гад даже не подошел. И он не один, все мужики такие. А уж как орала, стены тряслись от жалости, он же, сволочь, не вышел из кабинета. Хотя знаю точно, что там был. Ну да я его присухой возьму. Схожу к бабке.

— Ерунда все заговоры. Надо мной три старухи шептали. Свечками обносили, святую воду пила. Ничего не помогло. И тебе только голову заморочат. Не верь…

— А как плохо жить без хахалей, — скульнула Ленка.

Юлька, услышав старую жалобу, повернулась к соседке

спиной, молчала.

— Меня домой обещают отпустить на выходные, — похвалилась Ленка.

— И я хочу к своим, — отозвалась Юля тихо.

— Попросись! Тебя точно отпустят…

— Надо попытаться, — ответила скупо.

Но ни в этот, ни на следующий выходные не отпустили девок домой. Юльку осмотрели все врачи, поговорил с ней

Петухов. Он и запретил отпускать Юлю. Стал внимательнее наблюдать за ней.

— Не нравится состояние девушки. Угрюмая стала. Настрой мрачный. О смерти любит поговорить, что лучше — удавиться или выскочить из окна? А сама в многоэтажке живет. Вот и отпусти… Мало того, она собралась улететь на Марс.

— Тьфу! Етить твою мать, только наших параноиков там и не хватает! Заждались дурех! — вырвалось у санитарки, и она добавила в сердцах: — Вы ж поглядите, как они в заборные щели наблюдают за прохожими. Уж не говорю про Ленку — даже старухи, завидев мужиков, ногами сучат. Казалось бы, зачем дряхлоте приключения? Но туда же: окликают, зовут мужиков.

— Они ж физически здоровые бабки. Потому удивляться нечему, — улыбался Иван.

— А кто сумлевается? Я вон домой вернусь с дежурства, на старика даже не оглядываюсь. Мигом спать. Дед мой обижается, мол, вовсе его позабыла. Попробуй сам покрутись середь больных баб на одной ноге! Одной жрать, другой срать приспичило. Обе в одной палате. Случается спокойная ночь, а бывает, по три иль по пять приступов гасим. Ладно, когда все удачно. Но было ж, зафитилила мне Ленка, да так, что я зубами в стенку въехала. Голова до сих пор гудит, — жаловалась санитарка.

— Не надо с больной спорить!

— И не было ничего такого. Времени у меня на такое нет. Ни с хрена оборзела.

— Куда деваться? Знали, где устраивались работать. Мне тоже раз досталось. Стал разнимать наших больных, двух женщин, они обе на меня… Чуть на куски не порвали. Вырвался, стыдно было поначалу на помощь звать. Теперь уж все. В одиночку не суюсь к больным, тем более не разнимаю дерущихся, буйных сам не связываю и вам не советую, — сказал Петухов санитарке.

— Ой, и не говорите! Чего только не случается у нас. Вон Люба на минуту в туалет отлучилась. А меня Варька на кулак поддела и в стену закинула. Я еле продохнула, хотела встать, тут Варя меня за волосы как ухватила! И вырвала клок. Хорошо, Люба подоспела. Та дура глаза хотела выколоть. А на другой день горько заливалась, прощения просила, ничего не помнила. Зато мой дед как увидел, враз велел уходить отсель. Ругался на чем свет стоит. Еле успокоила свово мужика. Зато нынче жалеть наловчился. К моему приходу завтрак готовит, избу протопит, воды согреет, чтоб умылась, сердешный стал. Жалеет меня, не брешется больше.

— Не заставляет с работы уходить? — спросил Петухов.

— Уговорила его. Теперь молчит, ждет, когда самой надоест.

— Нет, Евдокия, мы вас с Любой не отпустим. Хорошая санитарка самим нужна. Она с больными целый день. Знает все о каждой. Накормит и умоет, спать уложит, а случится у больной приступ — снова санитары выручат. Ну куда нам без вас, голубушки наши?

— Спасибо, Ванюша, что ценишь нас, все видишь и помнишь! — расчувствовалась Евдокия. И добавила: — Хоть теперь бабы от меня отстали, редко про тебя выспрашивают. Раньше проходу не давали. Все им надо было знать: сколько лет тебе, женатый ли, имеешь ли детей, где и с кем живешь?..

— У матери, с ней вдвоем маемся. Она у меня чудесный человек. Нам вместе хорошо. Потому семьей не спешу обзаводиться. Вон мои однокурсники, чтоб остаться в городе, сломя голову женились. Зачастую излишне спешили. И что думаете, в течение года лишь три пары уцелели в семейных. А было семнадцать… Я в свидетелях семь раз отметился. Пытался убедить молодоженов, удержать от разводов, но куда там, слишком разные. Да что они? Я себя часто чувствую неловко среди ровесников, — покраснел Иван.

— А почему? — поинтересовалась врач, тоже недавняя выпускница института.

— Ну, вы тоже, видимо, были на концерте поп-группы «Премьер-министр», участвовали в нем и другие исполнители. На стадионе все организовали. Вот так зрелище! Даю слово, впечатление осталось жуткое, вроде попал в зверинец без выхода. Вокруг все скачут, визжат, вопят. Я так и не понял, кто кого развлекал. На сцене лохматые полуголые мужики в наколках, при них девицы, но какие? Артистки заголились до безобразной пошлости. Певцы абсолютно бездарные и безголосые. А песни — сплошной набор слов. С таким репертуаром дальше пивнушки появляться нельзя. Только группа «Любэ» и запомнилась. Остальные хуже наших больных.