Врата джихада - Александр Чагай Страница 12

— При талибах Раззак был начальником службы безопас­ности провинции Кундуз и лично отдавал приказы о казнях.А казнили так: привязывали осужденного к стволам танков, потом разводили орудия. До тех пор, пока несчастного не разрывало пополам.

— Привязывали за руки?

— Или за ноги. Это дело вкуса. Я к тому, — он ощупал язы­ком рот, проверяя, не осталось ли где кусочков непрожеван­ной органики, — что благородство подразумевает милосер­дие, доброту. А Раззак...

— Он спас девочку. Ей повезло, что афганец не сумел сра­зу завести двигатель.

— Наверное, разволновался. С зажиганием было все в по­рядке. Так бывает, — Ксан привычно переключился на соб­ственный опыт. — Однажды я так разнервничался, что мину­ту ключом в замок не мог попасть.

— Все равно. Это настоящее благородство.

— Даже самые отъявленные негодяи способны на благо­глупости. Раззак предал товарищей по оружию ради какой-то оборвашки. Оспорил право родителя поступать с чадом по своему усмотрению. А пуштуны — гордый народ. Понятно,отчего тот схватился за нож.

— Отдать Макмэну собственную дочь.

— Они бежали из Нангархара [10], мать у них умерла во вре­мя засухи. Выращивание опийного мака было для этой се­мьи единственным источником пропитания. Сластолюби­вый Терри знал об этом. Он был охоч до малолеток, и не в первый раз наведывался в Билья Мину. Припугнул бедолагу международной инспекцией и тюрьмой. Посулил денег. Пуш­тун обрадовался возможности откупиться. Такие вещи в тех краях в ходу. Правда, этому папаше хотелось больше разноц­ветных бумажек, а Макмэн был скуп.

—Что стало со стариком? — торопливо спросил я, чув­ствуя, что Ксану уже надоело рассказывать, и он не прочь поскорее выпроводить меня.

— Попал в тюрьму, там и сгинул. Пакские тюрьмы — ге­енна, люди в ней исчезают без следа.

— А ребенок?

— У этой истории счастливый конец, — улыбнулся Ксан.— Рою, так звали девочку, отправили в лагерь беженцев в Назирбагхе, отдали в школу. За примерную учебу она была удо­стоена награды — распределения в неправительственную ор­ганизацию, занимавшуюся производством протезов. В Аф­ганистане столько покалечилось на минах.

— Ты ее потом видел? — этим вопросом я попал в точку.

— Два года назад, у меня была командировка в Кветту, сто­лицу Белуджистана. Роя жила в женском общежитии: скром­ная комната, но со всем необходимым. Даже компьютер.Меня она не помнила. Я представился сотрудником ЮНИ­СЕФ, занимаюсь, мол, помощью детям беженцев. Увы, раз­говора не получилось. Она держалась отчужденно, сказала,что ненавидит европейцев. За то, что они никак не оставят в покое ее родину, за высокомерие и спесь, за то, что убили отца. Я спросил, как это произошло. Роя засмущалась, а по­том призналась: ее хотели изнасиловать, отец вступился, и его ударили ножом. Я смотрел девчонке прямо в глаза и ви­дел — она верит, что говорит правду.

Пришло время прощаться, однако меня свербила мысль,будто я упустил что-то важное. Вспомнил, когда надевал бо­тинки.

— А как все-таки случилось, что ты сломал ногу? — Натол­кнувшись на непонимающий взгляд Ксана, пояснил:

— Ну, там, на фотографии у тебя нога в гипсе.

— А-а! — засмеялся мой приятель. — То было в другой раз.Поехал кататься на горных лыжах в Малам-Джаббу [11]и в пер­вый же день здорово навернулся.

Неожиданно я почувствовал обиду. Может, потому что никогда не катался на горных лыжах и не знал, где находит­ся Малам-Джабба.

— Что ты уставился на эти хвосты? — вопрос прозвучал не­много грубо, но поверьте, у меня были к тому основания. Мы уже битый час толклись в этой мясной лавке, выбирая куски посочней, да пожирней. На следующий день Ксан уезжал, и никто из нас не ведал, доведется ли двум случайным знако­мым встретиться вновь. Пожалуй, он чувствовал в этой свя­зи нечто вроде сожаления — как иначе объяснить его реше­ние устроить напоследок лукуллово пиршество.

Свиные хвосты лежали в стороне от аппетитных стейков и вырезки. Даже с языками, ушами, печенкой, желудками и прочей требухой им не нашлось места. Скрюченные, заве­тренные, они сиротливо ютились на краю разделочного сто­ла. Мой приятель глядел на них с необъяснимым интересом,словно перед ними были не обтянутые потрескавшейся ко­жей отростки позвоночника, а. Что «а» я не мог сообразить,фантазии не хватало. Хватило ее только на глупую ремарку:

— Смотришь на них так, словно хочешь съесть.

— Мне известно единственное блюдо из свиных хвостов.Грузинский суп «мужужжи». Варится из свиных ножек, ушей и хвостов.

— Интересно было бы попробовать. — я рассчитывал по­трафить Ксану, однако тот сказал, как отрезал:

— А мне — нет.

За полчаса мы добрались до моего скромного жилища. Об­винив меня в полном незнании кулинарии, Ксан надел фар­тук и взялся за приготовление мяса с баклажанами. Сково­родка, кастрюля, ножи, ложки, банки с перцем и карри таки мелькали в его руках, с плиты потянуло волшебным запа­хом. За поварским занятием мой гость расслабился и при­нялся посматривать на меня благодушно, даже приветливо.Ободрав кожуру с печеных баклажанов, окончательно подо­брел и принялся говорить: неторопливо, со значением, в об­щем, в своей привычной манере.

— Я никогда не ел свиных хвостов и не стану этого делать.Просто я кое-что вспомнил.

Поудобнее расположившись, я с воодушевлением вни­мал Ксану. Видно, и этот вечер не пропадет зря, и мне удаст­ся услышать очередную историю.

— Это случилось несколько лет назад. Правительство Пенджаба проводило кампанию по уничтожению кабанов,которые расплодились в этой провинции в великом множе­стве. Об отношении мусульман к этим животным ты знаешь:они считаются нечистыми, противными духу ислама. — Ксан кашлянул, размешивая кусочки обжаренного сладкого пер­ца с помидорами и луком. — Впрочем, отстрел был задуман не по религиозным соображениям. Дикие свиньи доставляли массу неприятностей крестьянам, уничтожая посевы, сады и огороды. В поисках пищи проникали даже в города, рылись в отбросах, разнося болезни, порой и на людей нападали.

— Нехорошо, — сокрушенно заметил я, принимая из рук Ксана венчик и миску с болтушкой из муки и яиц.

— Займись делом. — Он покрутил в воздухе пальцем, и я принялся взбивать эту смесь, стараясь в то же время не упу­стить ни слова из начатого рассказа.

— За каждого отстреленного кабана обещали тридцать рупий. Невелики деньги, но тогда на них можно было про­жить пару дней. Однако в какой-то момент власти обнаружи­ли, что свинское поголовье не сокращается, а призовой фонд тает буквально на глазах. Пенджабцы — хитрые бестии, они многократно предъявляли на приемных пунктах один и тот же хвост, так что цена кабана существенно возрастала.