Характер победителя - Михаил Нестеров Страница 12

* * *

...Шавхелишвили одарил Йошиоки долгим, полным сомнения взглядом. Ничто не выдавало в этом толстяке фехтовальщика, последователя Пути меча. Даже его раскосые глаза, которые смотрели на мир словно по отдельности. В нем отсутствовали какие-то первичные, что ли, признаки фехтовальщика. Он стоял, чуть опустив голову, собрав на лбу морщины. Это признаки мыслителя, но не воина; и еще он часто моргал. Быть может, он был наслышан, много читал про Кендо, и в отдельных случаях, беря на вооружение свои японские глаза, мог сойти за фехтовальщика. Во всяком случае, он мог поддержать разговор даже в кругу посвященных в это древнее искусство. Но никто из этого круга не примет и не признает в нем ронина. Никто. По тем же «первичным» признакам, которые выдавали в нем скорее слабоволие.

– Ты слышал про Мусаси?

– Конечно. Кто же не знает Мусаси…

– Не все, кто находится здесь. – Шавхелишвили в первую очередь скосил глаза на Монро, потом посмотрел на Гвидо Терона. Тот если бы и захотел вмешаться в разговор, то сделал бы это на русском языке. Полковник продолжил тоном человека, чье самолюбие было задето. Он действительно встал на защиту «четырехсотлетнего ронина». – Ты знаешь, а может быть, ты понял методы Мусаси?

– Да, я изучал приемы традиционных школ и практиковался в базовых атаках. Нам говорили: «Нужно помнить, что боевой прием может начинаться с гораздо большего расстояния, чем это кажется возможным на первый взгляд».

– Интересно. А дальше?

И тут лоб полукровки разгладился; он буквально преобразился на глазах.

– Человек, повидавший смерть на конце меча, обладает повышенным пониманием боя. – И снова как будто ушел в себя. Более чем будничным голосом поинтересовался: – У тебя найдется деревянный меч? Мы могли бы...

Куртка кимоно, называемая кендоги, штаны-юбка хакама, а также пояса юбки – тарэ, пришлись полукровке впору, это уже не говоря о нагруднике, шлеме и рукавицах. Это была очень удобная одежда, сшитая из ткани, выкрашенной традиционным японским способом с помощью индиго. Цвет очень стойкий и немаркий.

Йошиоки разделся до трусов и в первую очередь надел на голое тело кендоги, а потом – хакаму с традиционными пятью складками спереди и двумя сзади. Каждая складка символизировала доброжелательность, честь и справедливость, вежливость и этикет, мудрость, искренность, преданность, благочестие. Дальше японец облачился в тарэ – защитный пояс, и в конце скрыл лицо за маской фехтовальщика, которая состояла из решетки и двух частей, защищающих подбородок, голову и шею сверху и по бокам. Он глубоким кивком оценил качество рукавиц, которые были набиты не химволокном, но настоящим оленьим пухом; а внутренняя их часть, что прилегала к ладони, была изготовлена из светло-коричневой оленьей кожи. Наконец Йошиоки взял в руки синай – тренировочный меч. Он был изготовлен из четырех отполированных частей бамбука, выровненных между собой посредством металлической пластины. Меч имел в длину чуть больше ста двадцати сантиметров.

Йошиоки прошел босыми ногами в середину зала и, не имея под рукой специального меча для ката – он немного меньше, выполнил комплекс упражнений с синаем. Шавхелишвили не без удивления и удовольствия отметил, что Йошиоки отлично держит ритм, а положение его тела можно было назвать идеальным. В его крике было столько энергии, что, будь в это время перед ним реальный противник, он бы проиграл...

И вот они сошлись в середине зала. Поклон – и Йошиоки, опередив соперника, словно на правах гостя, ринулся в атаку. Шавхелишвили отразил его выпад ударом своего синая сверху. Задержав его, он, дождавшись повторной стремительной атаки японца, нанес режущий удар снизу. И повторил выпад.

Соперники разошлись. В этом коротком поединке выиграл хозяин помоста. Он принял стойку с прямой головой – не опущенной и не поднятой; не была она повернута и в сторону. Его лоб был гладок; лишь тени – как намек на морщины – пролегли от одного виска до другого; они проглядывали даже через маску. Он смотрел прямо, не мигая, слегка прикрыв глаза. Контролировал выражение лица, держа линию носа прямо. Его чувственные ноздри трепетали, раздуваясь, и он ощущал холодок в носоглотке, как будто поединок проходил на морозном дворе. Он привычно опустил плечи, перемещая силу в ноги от коленей до кончиков пальцев; напряг пресс. Расположил свой деревянный меч вдоль живота, туго затянутого поясом. Эта стойка стала для него повседневной, и он хорошо понимал это состояние.

Он держал меч с «плавающим» ощущением в большом и указательном пальцах. Средний палец был словно нейтральным, а другие два пальца сжаты крепко. Он не признавал «закрепленности в одном положении» ни в мече, ни в кисти. Фиксация означает мертвую руку.

Йошиоки снова пошел в атаку, на деле доказывая, что был приверженцем школы Мусаси. Он атаковал. Стремительно бросался вперед, сохраняя спокойствие. Суть его наскоков была очевидна: проникнуть в глубь обороны противника.

Шавхелишвили, дождавшись когда противник пойдет в атаку, ударил по его рукам. Йошиоки попытался отбить его меч вниз, зычно выкрикнув при этом. Шерхан полоснул по руке горизонтально и с ощущением «пересечения». Это означало, что он поразил противника из нижнего положения в тот самый момент, когда он атаковал. Был бы в его руках длинный меч, а не «сборный» бамбуковый, со струной, показывающий тупую часть лезвия, то его противник пал бы замертво.

Шавхелишвили снова отдал инициативу японцу, и когда тот опять бросился в атаку, решил подловить его. Он сделал движение, которое даже для неискушенного Гвидо Терона было очевидным: Шерхан собрался отпрыгнуть в сторону, уйти с линии атаки. Но грузин только изобразил слабость, подловив соперника. Он сам бросился вперед и мощно атаковал его; кожаный наконечник меча ударил в переднюю часть шлема, состоящего из четырнадцати горизонтальных пластин.

Они снова разошлись и снова сошлись. Йошиоки получил достойного соперника и пока что ничего не смог поделать с его взрывной защитой.

Шавхелишвили принял левостороннюю стойку. Когда Йошиоки опять атаковал его, он полоснул по его рукам снизу. Японец в этот момент попытался придавить его меч, а грузин, легко уклонившись с траектории его меча, провел секущую атаку наискосок сверху от своего плеча.

Глаза его за решеткой маски блеснули торжеством. Они словно говорили: «Это Путь длинного меча». Этим приемом он в четвертый уже раз победил противника, уходя с траектории его атаки.

В пятом подходе он продемонстрировал, что умеет работать в любой из пяти стоек, выбрав правостороннюю.

На ногах Шерхан передвигался своеобразно, методом так называемого «ровного ума»; и с «плавающими» кончиками пальцев, твердо ступая на пятки, он двигался как при нормальной ходьбе – медленно ли, большими шагами или короткими. Спокойно работал левой-правой, правой-левой (и никогда только одной ногой), нанося удары, отражая их или отступая, не отдавая какой-либо ноге преимущества. В каком бы положении он ни пребывал, никогда его не фиксировал. Из существующих пяти положений тела – это верхнее, среднее, нижнее, правостороннее и левостороннее, он предпочтение отдавал среднему положению – сердцу всех положений. Прочие стойки ему подчиняются. Как подчинилась и правосторонняя, с которой он начал, и верхняя, которой он заканчивал поединок.