Кровавые жернова - Андрей Воронин Страница 14

Он снял очки, и его лицо с маленькой аккуратной бородкой сразу же стало детским, наивным, а глаза почему-то увеличились в размере. Холмогоров усмехнулся и спрятал в усах улыбку.

– Святейший ознакомился с вашим заключением, Андрей Алексеевич, – секретарь Патриарха тихо ступал по песку, которым была высыпана дорожка. – Очень доволен. Он сожалеет, что не сможет с вами встретиться лично. Занемог Святейший.

– Что-нибудь серьезное? – озабоченно осведомился Холмогоров.

– Все в руце Божьей, – ответил секретарь. – Я даже не ожидал, что он так быстро прочтет заключение, – секретарь наклонился, сорвал травинку, поднес ее к глазам, любуясь. – Экая красивая!

Холмогоров не ответил, он наблюдал за голубями, воркующими у маленькой лужи, отражающей голубое небо с белыми облаками.

– Чем вы сейчас заняты, Андрей Алексеевич?

– Работаю в архиве, – коротко ответил Холмогоров.

– Продолжаете свой труд?

– Продолжаю, – сказал Холмогоров, – но так медленно все движется. Столько всего уничтожено, безвозвратно исчезло.

– Вы имеете в виду…

Холмогоров не дал договорить секретарю, кивнул. Они понимали друг друга с полуслова. Холмогоров был на пару лет старше секретаря, в свое время они вместе учились в академии.

– Католики зашевелились, – вдруг сказал секретарь, – активизировались, словно весна на них подействовала.

– Знаю, – ответил Андрей Алексеевич.

– Папа предлагает Святейшему встретиться, но Святейший не желает встречаться.

– Оно и понятно, – мягким певучим голосом произнес Холмогоров. – Я бы на его месте тоже повременил со встречей. Хотя это тянется уже не одно столетие. Когда-нибудь нужно посмотреть друг другу в глаза.

– Слишком много вопросов, – сказал секретарь.

– Я в курсе.

– Святейший просил передать благодарность за проделанную работу. Он остался очень доволен, я давно не слыхал от него столь высоких похвал.

– Я всего лишь делаю свое дело.

– Не скромничайте, Андрей Алексеевич.

То, чем вы занимаетесь, не под силу… – секретарь хотел сказать «никому», но замешкался, остановился у лужи. Голуби вспорхнули из-под ног и полетели к куполам. – То, что удается вам, Андрей Алексеевич, не знаю, кто бы еще смог сделать.

– Спасибо за похвалу. Я работаю потому, что мне нравится моя работа.

– Служба, – напомнил секретарь.

– Я не рукоположен в сан, поэтому предпочитаю считать себя наемным работником.

– Это смирение или гордыня? – усмехнулся секретарь и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Вам, наверное, придется поехать в Ватикан в середине лета. Святейший вас наверняка благословит на эту поездку.

– Зачем? – сразу же задал вопрос Холмогоров.

– Я не знаю, – пожал плечами секретарь. – Он не стал уточнять, а я…

– Понимаю, не спросили.

– Вот именно. Так что можете готовиться.

– А что мне готовиться? – произнес Холмогоров. – Я свободен, дел у меня особых нет, только вот осталось закончить…

– Наверное, вам придется отложить работу в архиве, Андрей Алексеевич.

В руках секретаря появился аккуратный белый конверт. На нем виднелась скромная надпись от руки без подписи «Холмогорову Андрею Алексеевичу». Секретарь повертел в руках узкий конверт и отдал Холмогорову.

– Это от него. Что внутри – я не знаю.

Холмогоров опустил узкий конверт в карман серого плаща.

– Так что вот такие дела, дорогой вы мой Андрей Алексеевич.

– Хорошо.

Секретарь развернулся:

– Пойдемте. Я отдам ваше заключение с пометкой…

– Двумя пометками, если мне не изменяет память. Там требуется уточнение, – Холмогоров улыбнулся, словно наперед знал, в каких местах стоят вопросительные знаки, поставленные рукой Патриарха.

Через четверть часа Холмогоров с тонкой пластиковой папкой в руках подошел к машине, Секретарь Патриарха стоял у окна, провожая взглядом выезжающий со двора автомобиль.

* * *

Младший сын священника Павла Посохова проснулся за полчаса до рассвета. Его разбудил не будильник, не свист приятеля, не удар камешка в окошко, а истошный крик петуха. Девятилетний Илья оторвал голову от подушки, Братья сладко спали. Илья протер глаза, сбросил с кровати ноги и решительно поднялся. Он быстро, даже не зажигая свет, оделся и, подойдя к окошку, выглянул во двор. Небо на востоке едва заметно розовело.

"Хорошая погодка будет, – подумал мальчик. Открыл холодильник, вытащил трехлитровую банку с молоком. Налил себе полную чашку, быстро выпил молоко, заел хлебом. Отрезал почти полбуханки, положил в пластиковое ведерко.

Мать услышала возню в кухне. Она появилась в двери и, придерживая рукой цветастую штору, посмотрела на младшего сына.

– Доброе утро, мамочка, – сказал Илья.

– Какое же утро, сынок, еще ночь.

– Нет, уже не ночь, – тихо прошептал Илья. – Вот и петухи прокукарекали, что утро наступило. Я на рыбалку.

– Один? – поинтересовалась Зинаида.

– Нет, с Васькой Грушиным пойдем, он меня за огородом ждет.

– А куда пойдете? – уточнила попадья.

– На реку, – ответил Илья.

– Ясно, что на реку. В какое место? Где тебя искать?

– Мы еще не решили. Может, к мельнице пойдем, а может, к мосту.

– Лучше к мосту, – посоветовала попадья.

Мельничный омут пользовался дурной славой. Да и место было мрачноватое – низина, старые деревья, подмытые корни, черные сгнившие сваи, торчащие прямо из воды, похожие на источенные зубы во рту старика.

– К мосту идите.

– Хорошо, мамочка.

Женщина подошла к столу, убрала в холодильник банку с молоком, чашку поставила в умывальник и, перекрестив сына, пошла в спальню досыпать.

Илья вышел из дому, достал из-под крыльца консервную банку с червями, вынес из сарая ореховую удочку. Коробочка с крючками и грузилами лежала в нагрудном кармане куртки.

Илья зашагал босиком по огороду среди цветущего картофеля. Земля после ночи была прохладной, и мальчик иногда вздрагивал. Минут десять он смотрел в сторону дома Васьки Грушина, но тот так и не появился.

«Ладно, – подумал Илья, – пойду. Он меня на реке найдет».

Васька никогда не подводил. Илья был довольно самостоятельным мальчишкой, как и большинство его сверстников. Окрестности знал прекрасно, без взрослых ходил в лес за грибами или ягодами и уже года два один ходил на рыбалку. До моста было километра два, а до мельничного омута – километр с небольшим.