Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков Страница 16

– Милая, с тех пор много воды утекло...– сказал Мазур.– Авот я, признаюсь тебе честно, о французах сужу главным образом по Дюма...

– Ну, со времен Дюма тоже много воды утекло.

– Как сказать... Дело в том, что все это приключение оченьудачно ложится на мои впечатления от Дюма, понимаешь?

– Ничего себе! – присвистнула Мадлен.– И какой же утебя перед глазами встает женский образ? Неужели миледи?

– Ну почему? Есть более приятные, взять королеву Марго...

– Спасибо, шевалье...

– Я серьезно.

– И все же ты романтик,– фыркнула Мадлен.– Сирил, большуючасть жизни я – напористая и неутомимая журналистка, робот в юбке...

– Успокойся,– сказал Мазур.– Я и не собираюсь в тебявлюбляться, так что... ох! Это обязательно – так щипаться?

– Да, не романтик...

– Какой есть. Но должен заметить, что ты временами –чертовски приятный робот.

– Боже мой,– грустно вздохнула Мадлен, вставая с постели.–Мне иногда кажется, что меня крупно разыграли. Ну не похож ты на русского!Обычный, остроумный, раскованный парень...

– Ну что поделать,– сказал Мазур.– Нет у меня балалайки. Арусские – они разные. Если ты не знала. Слушай... У нас есть что-то, хотябы отдаленно напоминающее будущее?

– Романтик...

– Я же сказал – отдаленно напоминающее...

– Не знаю,– серьезно сказала Мадлен, застегивая блузку.– Мнепо душе та самая варварская неискушенность, ты милый парень... Я бы согласиласьс тобой дружить и дальше... при условии, что ты не станешь забивать себе головуромантикой. Понимаешь, романтики я боюсь. Она совершенно не гармонирует с нашимвеком... Тебя устраивает такая мимолетная подруга, циничная и прагматичная?

– Вполне.

– Хорошо подумал?

– Ага.

– Вот только как нам все устроить на будущее? Ты отчаяннохрабришься и заверяешь, что у вас настали другие времена... но я-то знаю,милый, что ты можешь нарваться на неприятности...

– Глупости,– сказал Мазур.– У меня отличные отношения скапитаном, в город иногда хожу один... Скажи, где я могу тебя найти,– ипроблема снимется.

– Вот визитная карточка. Только сначала обязательнопозвони...

– Я понятливый,– сказал Мазур.– Разумеется, позвоню. Я жпонимаю, что эту очаровательную комнатку ты не ради меня сняла и не сегодня...И в твою личную жизнь лезть не собираюсь.

– Милый, ты – само совершенство... Пошли?

Выходя вслед за ней на тихую улочку, Мазур ощутил смесьсамых разнообразных чувств – от ублаженного мужского самолюбия (а все-такихорошо!) до жгучего любопытства: неужели так и не кинутся наперерез хмурые типыв нахлобученных на лоб шляпах?

Не кинулись. Пуста была улочка. Даже полицейский куда-тозапропастился.

– Тебя подвезти? – спросила Мадлен.

– Нет, спасибо,– сказал Мазур.– Пройдусь еще по городу.Скоро нам опять в море, хочется по твердой земле как следует побродить.

– Ну что ж... Звони.

Мадлен чмокнула его в щеку, села за руль, и «джип» лихорванул с места. На взгляд Мазура, прощание получилось несколько суховатое, нотак уж, видимо, у буржуев полагается. Ну и ладно, не влюбленный мальчишка, всамом-то деле. Справедливости ради следует признать, что приключение получилосьпо-настоящему захватывающее, так что не будем требовать от жизни слишкоммногого, не ждешь же ты, чтобы она в тебя влюбилась со всем пылом, в Союз стобой запросилась, чтобы вступить там в партию и поднимать Нечерноземье?

«Ирина»,– с запоздалым раскаянием вспомнил он. Но тут жеуспокоился – Мадлен, это, знаете ли, совсем другое. Это, говоря суконно,выполнение задания командования, и не более того. А Ирина есть Ирина,волнующая, желанная, капризная и ветреная адмиральская дочка, пусть даже внекотором смысле и боевой товарищ – как-никак шифровальщица в одном с нимзвании, о чем большая часть экипажа понятия не имеет...

Он не спеша брел вдоль кромки тротуара, вновь прокручивая впамяти кое-какие сцены только что закончившегося свидания, те самые, которыеособенно хотелось повторить. Один записной ходок с улыбочками и подмигиваньямирассказывал, что не только женщины нас таким вот образом, но и мужики ихпримерно так же...

– Месье! – и на него обрушилась длиннющая тирада наязыке Гюго и Фантомаса.

Мазур повернулся в ту сторону, медленно освобождаясь отсладких видений. Какой-то хрен импортный, лысенький пузан в шортах и пестройгавайке, аж подпрыгивал от нетерпения, махая у Мазура перед носом планом городаи тараторя что-то на мове лягушатников. Рядом с ним угрюмо торчал второй,повыше, с гораздо более пышной шевелюрой, но одетый столь же легкомысленно. Обабыли нагружены рюкзаками – свеженькие туристы, надо полагать, пилигримы...Мазур, любовник великолепной француженки, любил сейчас весь мир, а потому охотноостановился, поскреб в затылке:

– Нон парле франсе... Ду ю спик инглиш?

– О, немного! – обрадованно воскликнул толстяк.–Мистер, вы мне можете показать на этом чертовом листе, где тут есть порт...порт...

– Порт-Шарль? – догадался Мазур.– Порт-Шарль примерно здесь...вот только, мистер, я плохо представляю, как называется эта улица, где мынаходимся...

– Вон там табличка...

Мазур повернул голову в указанном направлении.

Он еще успел отметить краем глаза чужую руку, рванувшуюся кего лицу из-за спины, успел сообразить, что это определенно длинный,– а вотпредпринять ничего не успел. Едко-морозная дурманящая волна ворвалась в ноздри,в рот, прокатилась до пяток, и он осел на подгибавшихся ногах, последнейвспышкой сознания зафиксировав скрежет автомобильных тормозов над самым ухом...

Пробуждение слегка напоминало похмелье среднейстепени – пока балансировал меж забытьем и явью, в голову лезла всякаячушь, то ли сны, то ли галлюцинации, тут же бесследно пропадавшие из памяти, труднобыло так сразу сообразить, где он, во рту стоял привкус бумаги, голова легонькокружилась. Тщательно проморгавшись, Мазур так и лежал не шевелясь, пока непонял, что окончательно вынырнул в реальность. Но и тогда не шелохнулся,оценивая окружающее, насколько мог.

Какая-то добрая душа – осьминога ей в задницу и сапогомутрамбовать! – сняла с него туфли и расслабила узел галстука, после чегоуложила на узкую постель. Комната оказалась чем-то вроде мансарды – высоконад головой белел скошенный потолок с одним-единственным окном, до которого неудалось бы не то что дотянуться, но и допрыгнуть. Обширная мансарда, нопустоватая – кроме кровати, на которой он простирался, имелись лишь двастула с высокими спинками, ветхие на вид, да нечто вроде туалетного столика спомутневшим от времени зеркалом.