ВИТЧ - Всеволод Бенигсен Страница 16

— А вы Максим, — утвердительно сказал блондин и улыбнулся во весь рот. — Проходите. Рад, что пришли без опоздания. Не люблю опозданий. Кстати, можете меня звать просто Изя. Но это как вам удобнее.

«Еврей, что ли?» — подумал Максим, но спросить не решился, так как имел в студенческие годы неприятный инцидент, когда задал этот же вопрос молодому филологу Лазарю Абрамову. Тот оказался не только не евреем (Лазарь в честь Кагановича, а Абрамов — просто фамилия), так еще и антисемитом, который дико оскорбился и больше с Максимом не здоровался. Изя так Изя. Зонц так Зонц.

Максим прошел внутрь, удивленно вращая головой по сторонам, — в квартире не было мебели. Никакой. И вообще явно шел ремонт. Заметив смущение гостя, Зонц рассмеялся.

— Не обращайте внимания. Я большей частью за городом живу. А сюда недавно въехал, еще не обставился. Но плюс очевиден — можно не разуваться.

Максим прошел вслед за хозяином вглубь квартиры. Под ногами зашуршали мятые газеты, и в нос ударил запах краски. Из голых стен проросшими семенами торчали корешки электропроводки. Размеры жилья поражали. Широкий просторный коридор, вполне тянущий на отдельную комнату, разветвлялся, вырастая в две большие комнаты, каждая из которых вела еще куда-то.

«Однако товарищ явно не бедствует», — подумал Максим с легкой завистью. Одновременно он попытался стряхнуть прилипший к подошве правого ботинка газетный лист. Что не без труда удалось.

Зонц, однако, прочитал его мысли.

— Я работаю в администрации президента. Занимаюсь культурой.

— Похоже, культура стала прибыльным делом, — хмыкнул Максим. — Я-то был иного мнения.

— Это смотря как ею заниматься, — рассмеялся Зонц.

Они прошли в самую дальнюю и, похоже, самую маленькую комнату, где стоял небольшой потертый кожаный диван — единственный представитель класса бытовой мебели. На него Зонц и усадил Максима.

— Чай, кофе?

— Кофе, если можно.

Зонц исчез. Максим пошарил глазами по пустой комнате, а затем уставился на единственный достойный внимания объект — серую стену с несколькими разноцветными мазками эмульсионной краски — видимо, пробовали цвет или, как говорят художники, колер.

Вскоре появился Зонц с дымящейся чашкой кофе и пепельницей.

— Вам, вероятно, хочется узнать, почему я пригласил вас для беседы с глазу на глаз, хотя мог прекрасно рассказать вам все по телефону.

Если честно, Максим с большим интересом послушал бы, как можно, занимаясь культурой, заработать себе на такую квартиру, но он подавил в себе этот меркантильный позыв.

— На то есть несколько причин, — не дожидаясь ответа, сказал Зонц, присаживаясь на подоконник и закуривая. — Во-первых, я должен был вас увидеть лично. Мало ли. Не люблю, знаете ли, общение вслепую. Во-вторых, насколько я понимаю, вам нужны участники альманаха «Глагол». Куперман, Блюменцвейг, Файзуллин и прочие. Без них книги не будет.

Максим заинтересованно приподнял голову — для постороннего человека Зонц был неплохо осведомлен.

— Вас удивляет моя информированность? — в очередной раз прочитал мысли собеседника Зонц. — Все очень просто. А может, и не очень. Начнем с того, что ваши бывшие приятели и будущие персонажи вашей же книги находятся на территории России. Более того, они проживают в одном месте.

— Тюрьме? — испуганно спросил Максим, ибо это было первое, что пришло на ум.

— И да и нет, — замялся Зонц. — Точнее, так. Они находятся в одном небольшом закрытом городе. Я не знаю деталей, но подозреваю, что в свое время их всех туда свезли с целью изолировать от общества. Вроде ссылки. Правда, ссылки довольно жестокой, так как, насколько я понимаю, все это скорее напоминало трудовой лагерь.

«Так вот куда полетел самолет», — подумал Максим.

— Любопытно, что произошло это в советские времена, а они до сих пор находятся там.

— Как это? — вздрогнул Максим.

— Видите ли… этот город есть в некотором роде заповедник или, точнее, музей. Музей уникальный, ибо подобных экспериментов с творческой интеллигенцией никто нигде больше не проводил. И жители этого города, некоторые из них — ваши друзья, берегут и охраняют этот музей. Как своего рода памятник тем ужасным годам, которые они там провели. Мемориал, одним словом. Суть заключается в том, что культурный отдел при президенте, который я возглавляю, хотел бы провести… хотел бы оформить этот музей как действительно культурно-исторический памятник. Для этого нам надо привести город в порядок, подправить коммуникации, сделать ремонт. В общем, превратить его в культурный объект общероссийского, а возможно, и мирового масштаба.

— И при чем тут я? — спросил Максим, удивившись, что еще в состоянии задавать вопросы после всей информации, которую обрушил на него Зонц.

— А вот тут мы и переходим к теме нашей встречи. Вы ведь прекрасно знали Купермана.

— Ну, прекрасно — это сильно сказано, — поспешно открестился Максим, который не любил брать на себя лишнее. — Но в общем неплохо.

— Ну, Купермана, Файзуллина… Неважно. Важно то, что все они оказались людьми довольно упертыми и… не желают покидать свой город-лагерь-музей. Они вообще как будто немного законсервировались там. А для проведения ремонтных и прочих работ нам необходимо на время… подчеркиваю, только на время, недели на две, выселить немногочисленное население города. Дадим им жилье на первое время, в городе… ну и так далее. Но они люди старой закваски, никому не верят, подозревают худшее…

— То есть?

— То есть то, что, сделав полноценный музей, мы уже не позволим им там дальше жить. А это неправда. Более того, они как свидетели, как участники того трагического эксперимента будут нам очень полезны. Короче говоря, нужен человек, которому они верят, которого знают, которому доверяют. И такой человек есть. Это вы. Ведь они вам доверяют?

— Доверяют, наверное, — пожал плечами Максим и тут же почему-то вспомнил, как Куперман в свое время отказался дать ему машинописный экземпляр «Архипелага ГУЛАГ», мотивировав это как раз тем, что совершенно не доверяет Максиму.

— Вот видите, — обрадовался Зонц. — Задача вам вполне по силам. Более того, воспринимайте ее как некую культурную миссию. Что же взамен? — спросите вы.

Максим совершенно не собирался задавать этот вопрос, но из вежливости кивнул. Похоже, Зонц обладал способностью угадывать лишь некоторые мысли собеседника.

— Взамен вы получаете возможность со всеми ними встретиться, обсудить вашу будущую книгу, взять интервью, восстановить события далеких семидесятых и так далее.

— Это очень мило, конечно, — выдавил после длинной паузы Максим. — Но все же мне многое непонятно.

— Вот и проясните на месте.

— Я не о том. Ведь был еще и Яков Блюменцвейг, мой однокурсник, который тоже летел в Мюнхен. Но, насколько я знаю, он живет своей жизнью и ни в каком закрытом городе не находится.