Кинжал Медичи - Камерон Уэст Страница 17

— Который Помпео Леони приклеил к другой странице?

— Вы хорошо усвоили рассказы папы.

— Почему только рассказы папы? У меня, к вашему сведению, есть диплом искусствоведа.

— Каскадер с дипломом искусствоведа? — удивилась она и устало плюхнулась на диван. — Странно.

— Велосипед, — проговорил я. — Леони, конечно, не понял, что это такое, и увидели этот рисунок только в наши дни, когда кто-то догадался расклеить страницы. На наших рисунках, мне кажется, Леонардо изобразил подъемный механизм. Но имеет ли он какое-то отношение к Кинжалу?

— А почему не представить, что Леонардо в своих записках рисовал предметы, совершенно не связанные друг с другом?

— Но «Великолепный» — это, несомненно, Лоренцо Медичи, — сказал я. — По его заказу Леонардо изготовил Кинжал. Значит, на наших страницах изображены Круги Истины.

Антония поднялась с дивана:

— Я иду спать. А завтра первым делом сделаю быструю пробежку и начну переводить.

— Пробежка — это важно?

— Да. Помогает думать.

Я положил папку с листом Леонардо в большой плотный полиэтиленовый пакет, туда же основную часть денег. Спустился в вестибюль, арендовал в подвале отеля сейф и положил пакет туда. Сохраннее будет. Потом вернулся в номер, повторяя про себя слова Леонардо: «Любое препятствие преодолевается настойчивостью».

Положил пистолеты на ночной столик, разделся и залез в постель.

Посетовал, что не купил свечу во время похода по магазинам. Значит, танцующих теней сегодня ночью не будет, только память о родителях, застывшая в сердце.

Я медленно вдохнул через нос, сосчитал до четырех и выдохнул через рот, сосчитав до восьми. Скоро веки начали тяжелеть, а мысли стали густыми и липкими.

Мне приснилось, будто я превратился в стойку для подсчета очков в бильярде и безлицые солдаты пятнадцатого века с грязными ногтями, в кольчужных туниках до колен передвигали костяшки моих счетов, которыми служили леденцы в форме спасательных кругов. Зачем это им понадобилось, не знаю. Было больно, но приходилось терпеть прикосновение противных пальцев, обмазанных куриным жиром. Удастся ли потом отмыться?

Я проснулся рано, перевернулся на спину. Надо же какой дурацкий сон.

Как бы объяснил его Фрейд или моя бывшая подруга Эмили? Что я ввязался в неприятную историю? Мне, как и Антонии, тоже хотелось вернуться к прежней жизни. Но это можно было сделать, только двигаясь вперед. К Кинжалу. На меня многие рассчитывали. Прежде всего Антония — Джинни — и, конечно, мои родители, по крайней мере папа. Он ободряюще махал мне издали. Покойный Генри Грир вглядывался в меня своими крысиными глазами из котлована памяти. И Леонардо. Я был уверен, мастер тоже полагается на меня. А кто я такой, чтобы ответить «Я занят» самому Леонардо да Винчи?

А как насчет Ноло Теччи?

Ах да, Теччи. Мы скоро потанцуем.

* * *

Телефон зазвонил в шесть тридцать пять. Наверное, Джинни.

— Чего вы не звоните?

— Доброе утро, Джинни.

— Что, теперь я всегда буду Джинни?

— Пожалуй, да.

— В таком случае вы хотите со мной пробежаться или нет?

— Конечно, конечно, — сказал я, отбрасывая одеяло. — Буду готов через пару минут. Постучусь в ваш номер.

Положив трубку, я ринулся в ванную. Почистил зубы, умылся, посмотрел в зеркало. На голове черт-те что. Смочил волосы водой, вытер насухо полотенцем, причесался.

Надел вчерашнюю футболку, новый костюм для пробежек, сделал несколько разминочных упражнений. Затем сунул под каждый носок сложенные купюры по пятьсот тысяч лир, напялил портупею с «зиг-зауэрами», туда же сунул и «мини». Вот теперь с почти двумя тысячами долларов и небольшим арсеналом я был готов к пробежке.

Перед уходом открыл окно и положил ключ от сейфа на гранитный выступ. Затем плотно закрыл. Если не будет цунами или урагана, ключ останется на месте. Таково свойство плоских металлических ключей. Масса предмета по сравнению с площадью его поверхности, что-то в этом роде. Запомнилось из школьного курса физики. Надев поверх портупеи новую спортивную фуфайку, я вышел в коридор.

Уборщик с носом, похожим на лыжный трамплин, и подбородком, как у Джона Траволты, возился у окна напротив. В руках баллончик с аэрозолем и тряпка.

Я вежливо поздоровался:

— Buon giorno. [12]

Он плавно приблизился ко мне, направил баллончик в лицо, прикрыв рот тряпицей, и оросил меня сладковато пахнущим туманом. Я прищурился, чуть качнул головой и исчез в бархатно-черной дыре, услышав напоследок ответ уборщика:

— Buon giorno.

* * *

Я прищурил незрячие глаза. В них стоял сплошной туман. Голова до отказа была набита липкой резиной. Затем раздался стук металла о металл, и голос с культурным английским выговором произнес:

— Кажется, мистер Барнетт вновь возвращается к нам.

Я глубоко вдохнул носом, ощутив слабое присутствие в воздухе лосьона «Олд спайс». Грудная клетка с трудом расширилась, как будто на пружинных шарнирах. Снова возник мелодичный английский голос:

— Мистер Бар-не-етт. Мы с нетерпением ждем вашего при-бы-тия.

Я потер нос, он сильно чесался. На руку как будто надели бейсбольную рукавицу.

— Вот так, — сказал незнакомец. — Открой глаза, Дороти. Ты вернулась в Канзас. [13]

Кто-то встряхнул мое плечо, и другой голос, тоже английский, но моложе и не такой культурный, добавил:

— Мы хотим поговорить о твоих красных тапочках. [14]

Ливерпуль? Блэкпул? В общем, какой-то «пул». Может быть, это Ринго Старр захотел поговорить со мной о красных тапочках?

Нейроны в голове начали пробуждаться к жизни, и я пробормотал: «Уборщик», — удивившись, как странно звучит мой голос. Снова открыл глаза, вначале видя перед собой лишь расплывшиеся очертания предметов.

— Ты угадал, — произнес уборщик, гордо задвигав бровями. — Это у меня такой чудодейственный аэрозоль для мытья окон. — Он шмыгнул носом.

— Где моя приятельница? — спросил я.

— Какая еще приятельница? — проворчал уборщик.

— Достаточно, Мобрайт, — вмешался человек, пахнущий лосьоном «Олд спайс».

Я повернулся на звук голоса и с удивлением обнаружил, что не связан.