Мертвый город - Лев Пучков Страница 19

— Поймали, но не мы, — признался комендант.

— А-а-а… — Представитель сразу сбавил тон и негромко уточнил: — Кураторы?

— Ну а кто ещё? Кстати, хорошо, напомнил: у нас тут один ваш штырь сидит, глянь, знаешь его, нет… Эй, художник-сказочник! А ты чего это мордочку спрятал? Что-то ты как нашкодивший кошак притих… А ну встал, повернулся!

Встал. Повернулся.

Ба! Да это же Никита! То-то я думаю, что голос знакомый…

— Ха… художник! — удивился Никита. — А ты какого болта тут торчишь?

— Так ты его знаешь? — уточнил комендант.

— Ну конечно, знаю.

— Он художник?

— Художник, художник. А чего он у вас прохлаждается?

— Да взяли с оружием, недалеко от заправки. Думали, диверсант.

— Да какой, на фиг, диверсант! — Никита хмыкнул. — Я этого диверсанта на пинках по всему двору ДК гонял как раз накануне События.

Ага, вот так они называют ЭТО. Все прочие, кто не входит в число сильных и сплочённых, говорят «Хаос», «Бардак» и даже «П…ц» (или «Всеобщий П…Ц»). Формулировка разнится в зависимости от степени испорченности и воспитания, но суть одна и та же. И эта суть, как видите, несколько отличается от понятия «Событие».

— Значит, художник… И как рисует? Мы-то уже не увидим, раз так вышло.

— Хорошо рисует, талант у парня, — неожиданно похвалил меня Никита.

— Ну, слава Богу! — Комендант с облегчением вздохнул. — А то уж думал, вот беда-то, нормальный вроде парень, а придётся его…

Тут комендант многозначительно ткнул пальцем в пол. Вот и понимай как хочешь, то ли в подвал, то ли вообще в землю.

— Ну тогда забирай его, пусть с вами домой едет. А пока подождите, чайку попейте.

— Хорошо, — кивнул Никита. — Пошли, художник, в другом месте рисовать будешь.

— А оружие? — мгновенно обнаглел я. — Виталий Палыч, раз уж всё выяснилось, может…

— Нет, оружие не отдадим! — сурово отрезал комендант. — Не положено тебе оружие.

Я искательно посмотрел на Никиту. Он развёл руками: в самом деле не положено, даже и не проси.

— Ну хотя бы штык отдайте, — не унимался я. — Я его в том же «армянском доме» с «курка» снял.

— Ты шутишь, что ли? — возмутился комендант. — Да этим штыком можно человека насквозь проткнуть. Это даже хуже огнестрела. Нет, забудь об этом.

— Ну и как мне теперь с голыми руками? Что я буду делать, если опять «курки» прицепятся?

— Быстро бегай, не шатайся где попало, сиди дома, — посоветовал комендант. — Не положено оружие гражданским, что непонятно? Мы вас охраняем, не нужно вам оружие. Всё, на этом закончим, идите чаи гонять.

Пили чай в столовой, оборудованной то ли в конференц-зале, то ли в комнате для совещаний, не знаю, как раньше называлось это помещение, по размерам раза в три превосходящее кабинет коменданта.

Здесь было несколько столов, лавки, стеллажи с бачками и армейскими котелками, а также полевая кухня, наполовину выгруженная во двор через расширенный дверной проём.

Пахло соляркой и наваристым мясным бульоном, двое чистили в «сороковку» картошку, один орудовал у печки, видимо, готовил обед для всей толпы охотников за беспилотником.

Прямо как в армии. Получается, что у них тут даже не столовая, а целый пищеблок в одном помещении.

С Никитой были ещё двое: молодой боец примерно моего возраста и дядька постарше, в танковом шлемофоне, очевидно, тракторист.

Задушевной беседы за чаепитием не получилось. Мы с Никитой не родственники, не друзья, познакомились накануне Хаоса и сразу подрались из-за девчонки. Так что мы скорее враги, по статусу мирного времени.

Никита, однако, поступил, как и подобает «правильному пацану»: не стал открещиваться от меня, хотя мог бы сказать, что видел меня всего один раз и понятия не имеет, кто я такой. К тому же он с ходу поручился за меня (поступок импульсивный и необдуманный, как и большинство движений в жизни Никиты, — но благородный), так что я теперь вроде как ему обязан.

Выпили по стакану крепкого чаю с сахаром, погрызли ржаные сухари, тракторист с бойцом налили ещё по стакану, а Никита толкнул меня в бок:

— Пошли покурим.

Я хотел было возразить, что не курю, но понял, что Никита хочет обсудить со мной нечто, не касающееся чужих ушей. И даже догадался, о чём будет разговор, поскольку иных общих тем у нас с ним нет.

* * *

Когда шли по коридору, навстречу нам проскакали трое пацанов лет девяти — двенадцати. От них разило свежим дерьмом, но при этом они были предельно радостные и одухотворённые, как будто провернули какую-то успешную операцию и теперь спешили доложить о результатах, в надежде получить ценную награду.

Я удивился и озадаченно хмыкнул: это что за гитлерюгенд такой фекально-ароматизированный на службе у сил правопорядка?!

Выйдя во двор, мы по вычищенной дорожке прошли в беседку, где было оборудовано место для курения.

Аккуратно у них тут всё, по-военному. И дедовщина, или, если хотите, дискриминация, тоже по-военному: сам комендант вовсю дымит у себя в кабинете, а бойцы должны бегать в курилку.

Никита предложил мне сигарету. Я отказался, он закурил и, покосившись на часовых, с любопытством смотревших в нашу сторону, спросил:

— Ну, рассказывай. Как там?

— Да пока всё нормально. Выздоравливает помаленьку…

«Там» — это про Катю, всё прочее Никиту не интересует.

Дело в том, что Никита, по местным архаичным понятиям, вроде как нареченный жених Кати Солнцевой. Они вместе росли, учились в одном классе, и Никита считал Катю своей девушкой. Катя, однако, так не считала. Она держала Никиту за друга детства, покровительствовала и помогала, когда он из-за дурного характера регулярно попадал в разные истории. То есть ничего между ними не было, однако Никита жёстко отшивал от Кати любого, кто пытался подъехать к ней с малейшим намёком на марьяжные намерения. Хм… Да, я тоже попал в число таких несчастливцев и вынужден отметить, что у Никиты это получается неплохо. Бьёт он больно и шустро.

В самом начале Хаоса с Катей случилась беда: её жестоко изнасиловали. В подробности погружаться не будем, кому интересно, можете почитать материалы дела № 5, а жестокость в данном случае заключалась в том, что на момент надругательства у Кати был острый приступ аппендицита. То есть, когда над ней глумились, она буквально разогнуться не могла от боли в животе. В результате у Кати получился перитонит, была во всех отношениях тяжёлая и трудоёмкая операция (или даже спецоперация как в медицинском плане, так и в военном — лекарства, например, добывали в кровопролитном бою), и её еле спасли.