Бойцы анархии - Сергей Зверев Страница 2

В следующий раз коротышка заявился слегка испуганный и молвил с порога, что его хотела соблазнить пожилая, неряшливая русалка, но он отклонил непристойное предложение. Творческое начало у человечка отсутствовало – наврать с три короба он не мог. Значит, что-то было. По его словам, этой «диве» давно пора на пенсию – сидела такая на окатыше, драная, «тусклявая», морщинистая, с седой паклей до пояса, высасывала кишки из ряпушки. Узрела коротышку – и давай его охмурять, чары свои химичить. Степан пустился наутек, и правильно сделал – бывали случаи, что эти твари утаскивали людей на дно. Мы вернулись потом на берег – с вилами и лопатой, но «чаровницы» уже и след простыл.

Разум коротышки этот случай не охладил. Он продолжал выискивать неприятности. Пиком его «карьеры» стала прогулка в Кудряши – деревушку в трех верстах от Опричинки. Вернулся через день – довольный, сладко облизывающийся, словно кот, добравшийся до запасов сметаны. Заявил глубокомысленно: «Дают – бери, пришел муж – беги». На мои резонно вытекающие вопросы, сказал, что ничего особенного – пустяк, он парень хоть куда и пользуется у женщин повышенным спросом. Кого он нашел в Кудряшах, осталось загадкой, но особой привередливостью Степан никогда не отличался.

Последний же его выкрутас меня немного покоробил. Он пришел под утро и влюбленный. Таким коротышку я еще не видел. Он стирался, мылся, драил сапоги, заявил, что вечером у него свидание. Вытягивать информацию пришлось клещами. Я так и знал, что рано или поздно он одержит победу над здравым смыслом. По версии Степана, занесла его нелегкая на живописное озеро в трех верстах от «базы», где он повстречался с очаровательной берегиней. Умница, скромница, красавица. Берегини – это хранительницы водоемов; добрые духи, короче. Неизвестно, как они общались, но коротышка таял от обуявшего его чувства. Признался по секрету, что влюбился впервые в жизни. Такая фемина… И ладно, что дух. Неприятно, конечно, что постоянно куда-то пропадает, но в те минуты, когда находится рядом и ведет с ним беседы, она такая душка… А еще Степан по секрету признался, что берегиня – вылитая покойная Арлине, хотя сама она такого имени не знает и считает себя кем-то другим. Эта новость меня и напрягла. В берегинь, по преданию, превращались невесты, умершие до свадьбы. Была ли Арлине невестой, мы не знали, – ничего такого она не рассказывала. Я хотел подглядеть за их встречей, но Степан возмутился – только через труп. Мол, испортишь всю песню. А красться за ним втихую – занятие глупое: поймет – и жердиной отходит. В тот вечер он опять убежал на свидание. Вернулся весь такой помолодевший, томный, просветленный. Сказал, что послезавтра опять пойдет. А послезавтра – это, кажется, сегодня…

Возможно, Степан был прав. Не хватало мне общения с женщинами. Но после того, как Анюта растворилась в параллельном пространстве, я и думать не мог о других. Да и не было «других» в нашем ареале. «Контингент» в Опричинке и Кудряшах отличался специфичностью – либо толстые матроны, либо старые девы в образе селедок. Приличных девушек не водилось, а пара-другая, на которых можно было смотреть без отвращения, находилась под охраной мужей, старших братьев и непререкаемых мамаш. Не вникал я в смысл претензий коротышки. Если не перед кем красоваться, почему я должен держать себя в форме, быть чистым, выбритым, ухоженным и далее по списку (список внушительный)?

Утро было испорчено. Понимая, что поспать уже не удастся, я начал вставать. Уселся на скрипучий топчан, отыскал «домашние» тапочки, сшитые Степаном из обрывков шкур. А когда поднялся, из-под топчана, мстительно рыча, выкатился «молодой кот» и самоотверженно бросился мне под ноги! Отомстил так отомстил… Теряя тапки, я доломал колченогую табуретку, треснулся о ножку стола, а этот мелкий пакостник, торжествующе улюлюкая, метнулся обратно под топчан и заполз в самую пыль. Я выколупывал его оттуда метлой, но безуспешно. Он моргал на меня зелеными гляделками и тихо урчал.

– Вот только вылези, и будет у нас на ужин суп с котом, – пообещал я и побрел за печку, куда Степан сложил свое железо. Со стальными промышленными изделиями в наших краях было туговато…

Болванки валялись как попало, сверкая ржавчиной и въевшейся грязью, – обтекаемые, конической формы. Мне как-то нехорошо стало. Я опустился на корточки, осторожно поднял один цилиндр, поскреб пальцем ржавчину – проступила тусклая чеканка. Колючий ком подкрался к горлу. «Александровский пушечно-литейный заводъ» – гласило клеймо. Детище самого Петра! Ныне, если память не подводит, общество с ограниченной ответственностью «Онежский тракторный завод». Долгий же путь проделали из Карелии эти болванки. Я сидел в обнимку с самым настоящим… осколочным артиллерийским снарядом! Капсюль, покрытый толстым слоем грязи, заостренная поражающая часть, впрессованная в нее массивная гильза. И эта характерная «ять» на конце «завода». Да, была Гражданская война, в Каратай бежали и те, и другие – особенно те, которым надоело воевать, но зачем притащили с собой пушку?! А главное – как? Или это был всего лишь арсенал – ящики с боеприпасами?

Кожа обрастала мурашками. Я сидел оцепеневший. Перезагрузка системы, ну и ну… Осторожно положил снаряд, отодвинулся от печки, перевел дыхание.

– Степан, твою мать!

– Да, мой повели… – распахнулась дверь, коротышка вырос на пороге, и я метнул в него тапок. Тапок оказался котом, выползающим из-под топчана. Кувыркаясь в воздухе, вопя, как ненормальное, животное пронеслось над головой коротышки и улетело во двор. Когда же я усвою, что рост у Степана метр с кепкой, и если я хочу в него попасть, то должен брать ниже? Он недоуменно проследил за полетом кота, состроил страдальческую мину, когда тот врюхался в кучу кадок и баков с дождевой водой.

– Ты такой любитель животных, Михаил Андре…

– Молчать! – взревел я и ткнул дрожащим пальцем за печку. – Тебя лупили в детстве, Степан?

– А как же, Михаил Андре…

– Мало! Немедленно убрать из дома эту гадость! Да осторожно! Взорвешься – я тебя убью! Надо же додуматься до такого – принести в дом артиллерийские снаряды… В хозяйстве, говоришь, сгодятся?

Коротышка побледнел, отвесил челюсть. Ну, не светоч Степан в определенных вопросах… Не дожидаясь, пока улягутся страсти, он прокрался на цыпочках по стеночке, принялся выполнять распоряжение. Вскоре горка снарядов перекочевала во двор, и я относительно успокоился. Рухнул на топчан и стал «вспоминать», где я нахожусь и кто я такой. Забудешь, пожалуй…

Уже три года моя судьба связана с Каратаем. «Республика дезертиров» – место, которого нет на картах. В тайну «республики» посвящены лишь заинтересованные лица. Черная дыра посреди России, большая аномальная проблема, запертое урочище на севере Иркутской области – с севера его подпирают непролазные топи, с юга – непроходимые скалы. Все дороги в Каратай охраняются, попасть сюда постороннему невозможно, выбраться – тем более. Территория невиданной красоты порядка восьми тысяч квадратных километров. Магнитное поле Земли – тяжелое и неспокойное. Праздник чертовщины. Место, где суровая реальность переплелась со всем, что мы когда-то называли фантастикой, сказками и «сельскими» народными легендами. Здесь собственный климат, уникальная природа, существенно отличающаяся от природы Якутии и Иркутской области. Живописные долины, окаймленные горами. Участки девственной тайги, поймы извилистых рек. В XIX веке здесь жили старообрядцы, позднее в Каратай потянулись люди, недовольные властью. Сюда бежали от царя, бежали от Советов, от жизненных неурядиц и происков Фемиды. Многие десятилетия здесь жили вольные хлебопашцы, мирно уживаясь с чертовщиной и прочими «неправильностями». Жили староверы, прочие «группы по интересам», не нашедшие себе пристанища на большой земле. Старожилы рассказывали, что в Каратае был практически коммунизм. Идеальное общество, где каждый занимался чем хотел и получал по заслугам. Тайна Каратая хранилась многие годы. Слухи о «Республике дезертиров» ходили по стране и сопредельным странам, но так и остались слухами. Все попытки властей прибрать к ногтю островок вольной жизни заканчивались провалами. Против агрессоров вставало негодующее население, вставала природа, овеянная сказочной аурой. Но в шестидесятые годы и сюда просочился криминал. Паханы прибирали долины, облагали данью местное население. Грызлись между собой – и у холопов трещали чубы. Смутное было время. Война за алмазные рудники, за право контролировать контрабандные тропы, за благодатные почвы долин, где охотно приживались конопля и опиумный мак.